– К черту… – кислым голосом прокомментировал Макар, щелкая пультом. – Что еще есть?

На экране появился косогор, поросший буйными кустарниками…

– …Сезонные миграции опоссумов, – с придыханием продолжал вещать закадровый голос.

– Еще хуже. – Макар снова щелкнул пультом.

– …по предварительным данным, из ручного противотанкового гранатомета системы «Муха». – На экране была перегороженная милицейскими барьерами полоса автострады. На переднем плане маячила фигура репортера, а за ним, в окружении сосредоточенных милиционеров, черный остов сожженного автомобиля.

Макар опустил пульт, не сводя глаз с экрана.

– Автомобиль марки «БМВ» двигался со стороны аэропорта «Шереметьево». В данный момент оперативники ведут опознание трех изуродованных тел, найденных в салоне… Как сказал нам один из сотрудников милиции, по-видимому, речь идет об очередной бандитской разборке…

– Погромче… – Серж ошалело смотрел на экран.

– Что? – рассеяно переспросил Макар, тоже всматриваясь в плазменную панель.

– Сделай погромче!

Макар увеличил громкость.

– …может ли очередной виток преступлений подобного рода говорить о войне криминальных кланов, скрытой от глаз общественности?.. – продолжал репортер.

Между тем объектив камеры приблизился к обгоревшим остаткам машины, скользнул по сосредоточенным лицам милиционеров, собирающих с асфальта какие-то мелкие предметы… Чуть качнувшись, она выхватила в поле зрения машину скорой помощи и лежащие прямо на разделительной полосе тела в расстегнутых клеенчатых мешках, с обожженными до неузнаваемости лицами, двое – в горелых черных шинелях, один – в истлевшем длиннополом пальто.

– Это они… – одними губами прошептал Серж. – Это братья…

Макар медленно повернулся к нему. Разомкнув тонкие губы, сказал:

– Серж… Мне… очень жаль. – Он протянул назад раскрытую ладонь, в которую Шатун вложил серебристый мобильник-раскладушку. – Астаров, ты? Новости смотришь, нет? Живо включай… Так… Видишь? Дуй туда. Это были наши… Все, жду отчета.

Макар сложил мобильный и небрежно бросил на столешницу.

Серж молча смотрел на экран.

Охранник принес ему стакан с виски и лед. Он залпом выпил виски, бессмысленно глядя все в ту же точку…

Невозможно поверить, что такое произошло. Этого просто не могло быть. Не так – остро, резко, неожиданно – раскаленной бритвой по зрачкам, ледяной иглой прямо в сердце… Не так!

Братья… Игорь, Тибет, Немезис…

Все… Их больше нет. Нет и не будет никогда.

Ни холодно-мрачной уверенности в глазах Игоря.

Ни бесшабашно-яркого веселья в глазах Тибета.

Ни предчувствия загадочно-туманных безумств в глазах Немезиса…

Серж сомкнул веки и спрятал лицо в ладонях.

Теперь уже все равно…

– Серж? – негромко окликнул Макар.

Он промолчал.

С закрытыми глазами он слышал, как раскрылись двери кабинета, и Денвер скрипуче спросил «А это что за фрукт?» И фраза Макара: «А вот и ты… Я уже заждался».

А потом Серж услышал еще один голос, которого никак не ожидал здесь и сейчас.

– Привет, Макар… А что с Сержем? – спросили ровно и уверенно. Микулаш Палацкий, урожденный князь Дарка.

Серж перевел на него взгляд. На бледном лице его не было написано ничего, кроме отстраненно-безразличной смертельной тоски.

Микулаш, худощавый, с выразительными морщинами на лбу, с безупречным пробором, с легкой проседью в черных волосах, в элегантном костюме – канонический злодей-вампир из голливудских блокбастеров, вопросительно заломил бровь, словно не узнав Сержа.

– Микулаш… – Макар нетерпеливо поерзал в кресле. – Потом. Я хочу поговорить с тобой.

– Но Серж…

– Потом, Микулаш, – настойчиво повторил Макар. – У нас… мы потеряли Немезиса. И еще двух Старших…

И тогда Серж сорвался. Вцепившись в подлокотники, рывком встал, и, чувствуя, как проходит по телу сладкая дрожь, как начинает мелко покалывать в кончиках пальцев, ушел в Скольжение.

Высшие вампиры мгновенно среагировали на его маневр – сфокусировав в зрачках огненную пыль, зацепившись за световые нити во тьме, скользнув следом…

Кабинет растаял, оставшись каким-то зыбким напоминанием, словно отпечатавшийся на сетчатке свет от яркой лампочки. Все заволокло тьмой, и лишь тусклые световые линии указывали на очертания предметов того мира, который покинули все трое.

– Остановись, Серж! – эхом повторила Паутина крик Микулаша.

Серж ничего не ответил… Раскинул руки, посылая мысленный импульс Паутине – приказывая ей отдать ему свою силу…

Макар и князь маячили рядом, двигаясь по дуге, обходя Сержа с двух сторон. Здесь, в Паутине, они были похожи на свои же собственные портреты-негативы. Вместо белого – черное, вместо черного – белое… Иссиня-черные белки глаз и светящиеся белым зрачки. Новичков это может свести с ума, но они-то – Высшие… Они – Скользящие-в-Паутине…

Тонкие ветвистые молнии, метнувшись откуда-то из глубин, из переплетений змеящихся энергетических Нитей, вошли в кончики пальцев Сержа, судорогами рвущейся наружу силы наполнили его тело.

Здесь в Паутине, его тело было легким словно перышко, и в то же время каждый шаг давался с трудом, словно приходилось идти в каком-то вязком киселе, как во сне, когда надо скорее уходить от погони, и ты, как не стараешься, как ни заставляешь себя, не можешь оторвать ногу от земли…

Макар сделал неуловимое движение руками… И тотчас, в его ладонях распустились яркие огненные цветки. Пламя заплясало в его руках, стало жадно лизать лицо, но он не чувствовал его, предназначая убийственное огненное заклинание другому – Высшему вампиру Сержу.

– Прекратите оба, чертовы мальчишки! – снова крикнул князь, но его голос поглотила оживающая Паутина…

Паутина… Она почувствовала их, Скользнувших в нее.

Потянулась к ним своими световыми нитями, своими прозрачными щупальцами, нежно обняв, не спеша потянула вглубь, приглашая остаться, навсегда слившись с этими нитям, этой тьмой, этой мерцающей огненной пылью, стать просто еще одной яркой искрой, каких были уже миллиарды и миллиарды… Ведь всякий знает – огненная пыль – это просто те, кто ушел. Яркие мерцающие точки… Это они…

Серж почувствовал, как натянулась струной проникшая в него энергия Паутины… Вот оно! Надо бить! Бить! А что дальше – черт с ним… теперь уже все равно! Вот оно – отчаяние берсерка, воспетое в древних истлевших книгах. Когда все уже кончено, и осталось одно – жечь, жечь, из последних сил, упиваясь боем, смертью, ее присутствием, бьющей через край яростью и силой… Вот оно!