Ясным зимним утром Алиенора отправилась на прогулку вокруг замка, сопровождаемая шумной гурьбой детей и собак. Днем ранее прошел сильный снегопад, но за ночь облачность рассеялась, ветер стих, и наутро мир предстал кристально белым, подсиненный лишь тенями. Чистый морозный воздух и пышные шапки снега поднимали настроение, и ее спутники кувыркались в сугробах. Дети кричали, а собаки лаяли так рьяно, что Алиенора едва слышала себя и своих придворных дам.

Несмотря на толстую пелену снега, епископы и вельможи начали разъезжаться с провального совета по домам; в их числе был и Бекет. Среди тех, кто покидал в это утро Кларендонский замок, слышались недовольные высказывания о том, что древние обычаи их земель нарушают права Церкви и что Генрих переписал их так, как ему было удобно.

– Что теперь будет, госпожа? – спросила Изабелла, когда еще одна кавалькада груженых лошадей тронулась с конюшни по проторенной в снегу колее.

Всадники при обозе были одеты в цвета Джилберта Фолиота, епископа Херефорда. Сам он, укутанный в соболиную мантию, ехал позади своего хоругвеносца. Грудь его серого в яблоках иноходца украшала широкая полоса с бубенцами; на пурпурном чепраке сияли золотые кресты. Рядом с лошадью легко бежали четыре поджарые борзые, и на их ошейниках тоже звенели колокольчики. Фолиот был заклятым врагом Бекета, поскольку считал, что кентерберийский престол должен был достаться ему. А раз Генрих отказался поддержать его кандидатуру, то отношения Фолиота с короной также оставляли желать лучшего. Это был влиятельный и опасный человек.

– Не знаю, – ответила Алиенора. – Генрих, наверное, считает, будто одолел архиепископа, подписав тот список, но этим дело не закончится. Не удивлюсь, если Бекет обратится за поддержкой к папе римскому.

– Но папа нуждается и в поддержке короля.

– Это так, – усмехнулась она. – Вечно-то они спорят, убежденный каждый в своей правоте.

Их внимание привлекли отчаянные вопли. Ричард и Гарри опять подрались и осыпали друга пинками и ударами. Алиенора послала одного из рыцарей разнять их. Ричард, поставленный на ноги, тяжело дышал, широко раскрыв окровавленный рот. Гарри остался валяться на земле. Он корчился и сжимал себя между ног, а потом перевернулся на живот, и его вырвало. Жоффруа увлеченно наблюдал за братьями и тер нос ладонью.

– Что опять? – воскликнула Алиенора. – Вы сыновья короля, вам предстоит стать правителями. Как вы будете управлять своими землями, если даже с собой не можете справиться?

Кровь с губы Ричарда красными ягодами падала на белый снег.

– Он сказал, что я должен вставать перед ним на колени, потому что я его вассал и моложе его, но я никогда не опущусь на колени, никогда!

– В твои годы об этом не стоит даже спорить, а тем более драться до полусмерти, – устало произнесла Алиенора и жестом велела придворному помочь Гарри подняться. – Надеюсь, вы о чем-нибудь договоритесь к тому возрасту, когда это станет важно, и при этом не сведете меня с ума. – Она отправила Ричарда в сопровождении оруженосца лечить губу, а другой ее рыцарь на руках понес Гарри в замок.

– Иногда у меня просто руки опускаются, – призналась она Изабелле. – Это хорошо, что мои сыновья честолюбивы и упрямы, но из-за их постоянных стычек я скоро поседею.

– Я не дерусь, мама, – вставил Жоффруа.

– Верно, ты не дерешься, – согласилась она. – Зато знаешь, что сказать, чтобы братья подрались, так что можешь не изображать мне пай-мальчика.

Жоффруа поднял на нее большие темно-синие глаза, но Алиенора не купилась на этот невинный взгляд. Будучи самым младшим из трех сыновей и всего один год уступая Ричарду, Жоффруа с пеленок пытался найти свое место в иерархии семьи и навредить двум братьям.

– Должно быть, такова цена взращивания орлов, – сказала она Изабелле со страдальческой улыбкой, но не без гордости. – Орлята всегда стремятся стать владыками неба.

* * *

Генрих оторвался от пергамента, который читал. Перед ним стоял его пятилетний сын. Мальчик держал в руках большую книгу в кожаном чехле с красивой застежкой. Она была слишком тяжела для него и едва не выскальзывала из его пальцев.

Король отложил работу.

– Откуда у тебя это, мальчик мой? – спросил он добродушно.

Утомленный трудностями, чинимыми упрямым Бекетом, Генрих был рад отвлечься на минутку.

– Книга лежала в покоях Гарри, – объяснил Жоффруа, – но ему она не нужна, я так подумал, потому что он оставил ее на скамье у окна. И в ней может устроить норку мышка, как в маминых письмах.

Губы Генриха изогнулись в злорадной усмешке. Должно быть, книга принадлежала Бекету и сюда прибыла с вещами Гарри, так как раньше Генрих не видел ее. На вид это был дорогостоящий фолиант.

– Что же ты собираешься делать с ней, сын мой?

– Собираюсь почитать тебе, папа, – ответил Жоффруа таким тоном, будто это нечто само собой разумеющееся.

– Ах вот как! – Генрих посадил Жоффруа себе на колени. – Давай посмотрим, как у тебя получится. – Он щелкнул застежкой и раскрыл толстые желтоватые страницы. – Что тут говорится? – Он указал на крупную красную букву, украшенную изображением орла, который летел к солнцу из сусального золота с яркими длинными лучами.

Жоффруа наморщил личико и с большим трудом начал читать:

– Орел может смотреть прямо на солнце… Чтобы проверить, на что способны его птенцы, орел поворачивает их к солнцу. Тех птенцов, которые не могут смотреть на солнце и отворачиваются, он выбрасывает из гнезда.

Пока мальчик упорно складывал буквы в слова, Генрих задумался о своем младшем сыне. По сравнению с Гарри и Ричардом Жоффруа рос спокойным ребенком, который доставлял мало хлопот, и потому ему уделяли меньше внимания. Он никогда не ввязывался в драки с братьями, но не упускал случая настроить их друг против друга. Очевидно, умом сын не обделен, раз в столь нежном возрасте научился читать. Генрих решил про себя, что нужно повнимательнее присмотреться к нему.

Когда Жоффруа дочитал текст об орлах, Генрих похвалил его и подарил кусочек янтаря из своего кошеля, хотя припас его для новой пассии.

– Как ты думаешь, смог бы ты посмотреть на солнце, если бы я повернул тебя к нему? – спросил он.

Жоффруа задумался.

– От солнца я бы начал чихать и у меня в глазах появились бы точки, но лучше потерпеть, чтобы из гнезда не выкинули. – Он вертел янтарь, разглядывая его на свету.

– Да, лучше уж потерпеть, – улыбнулся Генрих логике сына. – Книга пусть пока полежит у меня, а ты можешь приходить иногда и читать мне истории из нее.

– Да, папа. – Жоффруа соскочил с коленей отца и побежал было к двери, но вдруг остановился и повернулся, чтобы поклониться Генриху. – Спасибо, папа, – добавил он и тогда уже умчался к своим играм.

Продолжая усмехаться, Генрих закрыл книгу и отдал ее одному из слуг. Он был доволен и горд. Не многие дети в пять лет читают так хорошо и по собственной воле. Надо будет рассказать об этом Алиеноре, решил он. Хотя зачем: жена обязательно станет утверждать, будто не кто иной, как она сама, научила сына.