— Уважаемый сэр, — осведомилась она, — удался ли вам ваш план направить специалиста-медика в городок вашего брата для ухода за больными? Увидим ли мы, как Сандитон превращается в место исцеления больных и немощных? Я надеюсь, что он станет раем, где можно будет ожидать естественного улучшения здоровья. Следует оградить себя от шарлатанов и знахарей. Сандитон должен гарантировать, что даже самые немощные и слабые здоровьем пациенты смогут рассчитывать на врачей, имеющих хорошую репутацию. Разве вы не согласны со мной?

Сидни Паркер выразил полное согласие с миссис Тернер. Он нисколько не сомневался в способностях мистера Портера, человека, преданного клятвам врача и своим обязанностям. Теперь опасность нежелательных инцидентов резко уменьшится, а людские потери не будут превышать естественное их количество. Нет-нет, он совершенно уверен в том, что присутствие врача убережет местечко и его обитателей от шарлатанства. Кроме того, он добавил, что у него имелись сведения не только о прибытии эскулапа в Сандитон, но и о том, что ему был обеспечен самый теплый прием со стороны тех, кто совсем недавно поселился в окрестностях Сассекса.

Если миссис Тернер — а состояние ее здоровья никак нельзя было назвать стабильным — с радостью узнала о таком событии, то она одновременно проявила и некоторый скептицизм. Леди с определенным недоверием отнеслась к тому, что проблемы Сандитона можно решить подобными скудными мерами.

— А вы, сэр, получается, составили уже бюджет такого мероприятия, как реабилитация? Вы можете представить себе полное выздоровление? Пока ваш честный молодой ученый будет сражаться с многочисленными телесными хворями и стараться излечить любое заболевание нашей человеческой натуры, вплоть до отказа от легкомысленного образа жизни, может быть, вам стоит задуматься над необузданностью и несдержанностью Сандитона?

Похоже, последнее замечание поставило его в тупик.

— Мой хороший мистер Паркер, как быть с буйными и упрямыми, непокорными людьми, которые непременно отыщутся среди вновь прибывших? Подумайте об их воображаемых болезнях, их сознательно преувеличенных фантазиях, о неуправляемой склонности многих отдыхающих к страху и истерии. Как вы намереваетесь бороться с таким бедствием?

— Мадам, — рассмеялся он в своей обычной беззаботной манере, — вы и в самом деле хотите слишком многого! Вы требуете не облегчения, а настоящего спасения! Я не стремлюсь к чудодейственной трансформации, не горю желанием изменить ход событий, даже не намерен бросать вызов подобным кратковременным тенденциям. И я совершенно не способен помешать тому, что неизбежно должно случиться, тому, что творят в нашей стране новые люди, то есть прогрессу. Это в большей степени относится к вам. Прогресса намного легче добиться через посредство тех эпических интеллектуальных открытий, которые совершают ваши героини — в своих неустанных поисках внутренней жизни. Вы решили приоткрыть в мужчине и женщине их лучшие стороны. Вы намерены вечно оказывать влияние и улучшать. Вы внушаете надежду на лучшее будущее даже отчаявшимся людям. Не поймите меня неправильно, дорогая леди, мое восхищение подобными попытками поистине не имеет границ. Но здесь, в нашем реальном мире, среди обычных людей, можем ли мы рассчитывать на подобные чудеса? В современном мире такие сказки редко сбываются.

Серьезность их беседы уже давно вынудила лорда Коллинсворта дезертировать, он подошел к молодому Хейвуду, и они погрузились в оживленный, счастливый разговор о нынешних чемпионах Эпсома. Сему джентльмену польстил искренний ответ молодого Хейвуда на вопрос о его новом положении.

Но миссис Тернер не возражала. Она обнаружила, что ей нравится философское мышление, которое продемонстрировал Сидни Паркер. Он не только понимал ее заботы в самом широком смысле, но и говорил о них, и говорил хорошо.

— Совершенно очевидно, мистер Паркер, — упорствовала она, — что у нас мало надежды засунуть обратно в ящик то, что уже выпустила Пандора. То, что началось с превращения мирной рыбацкой деревушки и ее окрестной фермерской общины в курорт на водах, теперь затронуло более фантастическую сферу — претенциозную и лихорадочную официальность, более всего обеспокоенную проблемами здоровья! Кто сумеет обратить вспять это спорное достижение? Мне кажется, дорогой сэр, что сама концепция Сандитона представляется сомнительной. Что же касается людей, которые устремились туда, то разве это не они пытаются убежать от самих себя, из реального мира в мир спасительных иллюзий?

Достопочтенная леди на мгновение умолкла, изумленная. Она вспомнила, как во время ее собственного кратковременного пребывания на курорте никто даже не упоминал о погоде, настолько все были увлечены малейшими намеками на испытываемый дискомфорт, вчерашнее недомогание, а также подробнейшими описаниями минутных слабостей.

— Нет, мой друг, хотя ваш брат, может статься, и мечтал об идеальном сообществе, но все, что он получил за свои хлопоты, — это всего лишь прибежище для инвалидов на их нескончаемом пути к спасению! Само по себе это неудивительно. Как может Сандитон не привлекать потакающих своим слабостям, людей не от мира сего, не имеющих ни корней, ни привязанностей, самых безответственных личностей? Вероятно, они полагают себя людьми «чувства», которые ищут тотального погружения, предпочитают тотальное забвение в своих заблуждениях? Ах, дорогой сэр, я вполне одобряю ваши последние попытки и желаю вам всяческих успехов. Тем не менее я не перестаю сомневаться в том, что в настоящий момент что-то способно изменить ход вещей.

Последовало молчание, поскольку молодой Паркер погрузился в некое подобие хандры. От миссис Тернер не укрылось и то, что обычно оживленная миссис Хейвуд, хотя и внимательно прислушивалась к их разговору, проявила гораздо меньше открытости и общительности, чем ей было свойственно. Она редко видела, чтобы Шарлотта не соблюдала правил вежливости; она просто сидела и молчала.

Как могла леди догадаться о причине подобного поведения? Молчание нашей героини было всего-навсего следствием манер мистера Паркера, после того как он вошел в комнату. То, что сей джентльмен открыто разыскивал ее, поразило и обескуражило Шарлотту. Она залилась краской; опустив голову, она ожидала, когда ее замешательство пройдет и к ней вернется хладнокровие.

С этого момента она больше не видела признаков ветрености и легкомыслия в мистере Паркере. Сегодня в его поведении проглядывали серьезность и уравновешенность, даже какое-то опасение, если хотите; в нем было заметно намерение говорить вслух о своих недавних раздумьях, о своих изменившихся взглядах. По правде говоря, его тяготило не только беспокойство о положении его брата и будущем семьи; в нем зарождалась какая-то пока еще ему самому не ясная тревога, нечто вроде разочарования в своем статусе. И это ощущение преследовало его вот уже несколько дней. Как бы Сидни Паркер ни старался, он не мог угадать его источник.

В некотором отчаянии он наконец заговорил о том, что занимало его мысли:

— Дорогая миссис Тернер, ваши страхи очень похожи на мои. Я не могу спокойно, без дрожи и волнения, думать о тех средствах, которые мой брат вложил в Сандитон. Вы должны понять: его сердце и ум заняты только тем, чтобы обеспечить успех Сандитону. Когда я думаю о том, сколько людей в наше время стремятся к быстрому обогащению, то мне остается только удивляться, как может он — самый простой изо всех людей — соперничать с ними? В его положении те, кто действительно откликнется на его предложение, вполне могут оказаться ленивыми бездельниками, не отказывающими себе ни в чем, самодовольными типами — теми, о которых вы так верно выразились, сказав, что они больны не телом, а духом. Мне остается только молиться, чтобы мой исполненный надежд, веселый и радостный брат не оказался раздавлен всем этим делом.