тебя в прокуратуру жалобу уже накатал? Попросил у врачей со скорой бумагу с ручкой и при них нацарапал! — вроде бы даже с сочувствием поинтересовался начальник следствия. — И никому её не отдает. В больнице, говорит, отдам! Или дежурному по СИЗО. Ментам, говорит, не дам, потому что не верю им! Там же куча свидетелей в квартире была! Ты же, вроде, не совсем дурак, Корнеев! — не унимался шеф, глядя на меня, как на убогого, — Тебя же запросто посадить могут! Как нехер делать! Неужто ты сам этого не понимаешь?

Вступать в разговор, а тем более, оправдываться, мне совсем не хотелось. А хотелось побыстрее покинуть Октябрьский РОВД и свалить домой. Принять душ и занять горизонтальное положение под одеялом. Одному!

Однако оставлять в таком расстройстве руководство не стоило. Оно, это моё руководство, себя так накрутило, что того и гляди, побежит сейчас к своему руководству. За советом, как поступать с ЧП, которое Октябрьскому РОВД подсуропил лейтенант Корнеев. И тогда мытарства мои затянутся, а душ и постель отложатся по времени. Значит, надо прекращать душевные страдания начальника следственного отделения. И, чем быстрее, тем мне же и будет лучше.

— Алексей Константинович, я же всё сделал строго по закону! — вклинился я в гневный монолог Данилина, — Подозреваемый Агарков выпрыгнул на меня из шкафа и я, в соответствии с действующими нормативными актами и инструкцией, применил приём самообороны! Он ведь мог завладеть моим табельным оружием, товарищ майор! Там, в материалах уголовного дела и мой подробный рапорт есть! О нападении на меня и о применении мной физической силы посредством приёма самбо.

— Корнеев! — взвыл Данилин, — Ну хоть мне-то не п#зди! Я понимаю, что ты у нас самый умный в МВД! Но яйца-то ты ему в черный цвет нахера покрасил?! Ну руку бы ему вывернул или даже сломал! Это еще как-то сошло бы за прием самообороны! Но зачем ты его кастрировал? Вот же, сука, послал бог подчинённого!

Последнюю фразу Алексей Константинович адресовал уже не мне, а куда-то глядя в бок, через окно на улицу. И произнёс он её, как мне показалось, с какими-то жалобно-плаксивыми интонациями в голосе. Н-да...

— Товарищ майор, разрешите мне минут на пятнадцать в дежурку спуститься? — осторожно прервал я процесс созерцания начальством заоконного пространства. — Я не буду в камеру к Агаркову заходить, я только через "решку" двери с ним переговорю. Я думаю, что он от своей бессовестной клеветы на меня откажется!

— Даже не смей к нему приближаться! — как подорванный вскочил со стула товарищ майор, — Близко к нему не смей подходить! Он и так там то воет, то стонет. И каждую минуту тебя проклинает! Еле со скорой договорились, чтобы не забрала его! Зуева поедет в прокуратуру, получит санкцию на арест и тогда уже через СИЗО на тюремную больничку его отправим. А, если повезет, то, может тюремным лазаретом всё обойдется.

Успев отвернуться в сторону, чтобы еще больше не раздраконить руководство, я сумел скрыть затяжной зевок. Но звук долгого, до хруста в челюстях зёва, как ни старался, скрыть не смог. Когда я повернулся к Алексею Константиновичу лицом, то увидел, что относится он теперь ко мне намного хуже, чем еще минуту назад. Хотя, куда уж хуже...

— Товарищ майор, а вы Лидию Андреевну со мной отправьте! — быстро произнёс я, чтобы не дать Данилину наговорить мне много чего лишнего, — Я в её присутствии с Агарковым договорюсь, чтобы он от понапраслины в мой адрес отказался!

Вскинувшийся при первых моих словах майор, присел назад на свой руководящий стул. Потом с минуту угрюмо меня разглядывал. И только после этого, по внутреннему телефону призвал в кабинет Антонину.

— Зуеву найди быстро! Пусть ко мне идет! — отрывисто пролаял он и Тонечка пулей вынеслась выполнять его распоряжение.

Лида появилась через несколько минут. Всё это время мы с Данилиным молчали. Он сидя, а я стоя. Присесть он мне так и не предложил.

— Лидия Андреевна! — как только Зуева вошла в кабинет, начал майор, — Вы ведь в курсе, что внизу сидит подозреваемый по сто сорок четвертой, которому ваш подчиненный Корнеев здоровье подпортил? И, что этот подозреваемый в прокуратуру жаловаться намерен?

Расстроенно глядя на меня, Лида молча кивнула. Я, посмотрев в ответ, заопасался, что она сейчас прослезится. Мне хотелось думать, что из-за переживаний за меня, а не от сочувствия к яйценосному Агаркову.

— Так вот, Корнеев утверждает, что он сможет договориться с жуликом, чтобы тот не обращался в прокуратуру, — Данилин смерил меня не выражающим симпатии взглядом и продолжил, — Сходите с ним в дежурную часть и проконтролируете, чтобы он еще чего-либо не сотворил с задержанным! Вы меня поняли? Если что, то имейте в виду, за все последствия я с вас спрошу!

— Так точно, Алексей Константинович! Проконтролирую! — отчеканила Лидия Андреевна и снова посмотрела на меня, но уже с затеплившейся надеждой. Да и с опаской тоже.

Всю дорогу до камеры она меня учила и инструктировала, как правильно говорить с отмудоханным мной жуликом. Как примирительно и душевно убеждать его не жалиться на меня прокурору. И напротив, чего ни в коем случае не говорить и, уж тем более, не делать. Я не возражал и послушно кивал головой, чтобы не расстраивать и её так же, как уже расстроил Данилина.

Заглянув через зарешеченное окошко в сумеречную камеру, я увидел своего крестника. Симулянт развалился на нарах рылом вверх и изображал роженицу, постанывающую между схватками. Так же как и готовящаяся стать матерью, он лежал широко раскинув согнутые в коленях ноги и, то ли попискивал, то ли повизгивал. Очень тихо и поэтому для меня непонятно.

— Агарков! — окликнул я погруженного в страдания мерзавца, — Сюда иди!

Похититель бабских трусов и советских денежных знаков сначала замолк, а потом застонал громче.

— Слышь, паскудник! — пораскатистее шумнул я через "решку", — Не подойдешь к двери ты, значит, я сам к тебе в камеру войду! Тебе оно надо? — привел довод, показавшийся крадуну убедительным, так как он прекратил издавать жалобные звуки и приподнял голову, устремив в мою сторону недружественный взгляд.

— Иди сюда! — повторно пригласил я к окошку гражданина Агаркова и позвякал связкой ключей от своей квартиры об засов его камеры, — Если я сейчас сам к тебе зайду, то яйца твои не только