Светлана Иосифовна на секунду примолкла, а я не смогла скрыть удивления:

– Кто мог рассказать Севе вашу семейную историю?

Нелидова дернула плечами.

– Ты газет не читаешь?

– Очень редко, – призналась я, – некогда интересоваться прессой.

Она прищурилась.

– Есть пасквильный листок под названием «Желтуха». Репортеры его роются в помойках, платят полицейским, врачам, пожарным, чтобы те давали им информацию об известных людях. Естественно, компрометирующую, другие сведения никого не интересуют. Когда Никита с триумфом завершил турне по Японии, ни одно СМИ не откликнулось, а вот когда сын уехал навсегда в Индию, тут репортеры как с цепи сорвались! Думаю, им насплетничала нотариус, оформлявшая ему бумаги. Боже, папарацци сидели в кустах у нашего подъезда, дежурили на лестнице, подстерегали нас в магазинах. Мы с Юлей не успевали среагировать, раздавались щелчки, а наутро в «Желтухе» появлялись снимки. Например, такой: я стою на пороге поликлиники, и подпись: «Великий скрипач Нелидов не думает о своей семье, а тем временем его мать доставили в клинику с онкологией». Оставалось лишь удивляться, какая гадость людям на ум приходит! К сожалению, фотографиями дело не закончилось. Была подкуплена наша домработница, глупая жадная баба! Она впустила сюда в отсутствие хозяев журналистов, те наделали кадров и выдали репортаж на несколько полос, что-то вроде: «Посмотрите: картины, люстры, книги, статуэтки, столовое серебро, настоящее богатство. Кому оно достанется после смерти матери Никиты? Уж точно не его сожительнице Юлии, брак с которой скрипач никогда не оформлял официально. Неужели дорогие вещи и шикарная квартира в центре Москвы отойдут государству?» Мерзавцы! Ни совести, ни чести у некоторых людей нет. Но во всем плохом всегда есть хорошее. Сева увидел материал в «Желтухе» и приехал ко мне.

– Понятно, – протянула я.

Светлана Иосифовна вскинула подбородок и в секунду стала похожа на преподавательницу балета, которую до дрожи в коленках боялась я, будучи школьницей.

– Тебе не понять моих чувств, – отрезала она, – я потеряла сына, считай, похоронила его на чужбине. Где оно, то Гоа? Где Индия? Монастырь? Не доехать, не долететь, не найти Никиту. И вдруг он вернулся в образе Севы! Мой родной, любимый, прекрасный, нежный, заботливый мальчик. Нет, я неправильно говорю. Никита всегда был отстраненным. Он идеально относился к родителям, второго такого ребенка надо поискать, никаких проблем с ним не было, один глупый случай с Женей. Почтительный, уважительный мальчик, невероятно талантливый, гений, но у меня постоянно было чувство, что сын держит меня на расстоянии вытянутой руки. Никита не терпел объятий, поцелуев, сына коробило, если я случайно гладила его по голове, он не выносил прикосновений, даже моих. Ничего не рассказывал мне, не откровенничал. Спросишь у него: «Сыночек, как дела?» Он мигом ответит: «Чудесно».

Даже в детстве он не плакал, не жаловался на обидчиков, не просил помощи, никогда не ластился. Всегда сам по себе. Единственный раз сын приоткрыл душу, когда рассказал мне эту историю с проклятием. Ни до нее, ни после я о переживаниях ребенка не знала. А Севочка!

На лице Светланы Иосифовны засветилась улыбка.

– Вот внуку я нужна. Я в курсе всех его проблем, Севочка ценит мои советы, часто звонит: «Бабусик! Слушай внимательно. Я могу одеть танцовщицу в золото, а могу в серебро, что лучше?»

Ну, конечно, я посоветовала второй вариант, он со сцены более выигрышно смотрится. Золото из зала выглядит тускло.

Севочка меня выслушает и по-моему сделает. Он очень ценит бабушкины советы. Ему всегда не хватало матери.

– Не хватало матери? – эхом повторила я.

Нелидова смутилась.

– Евгения мне никогда не нравилась, я помню ее ученицей. Очень амбициозная девочка, всегда хотела быть в первом ряду. Никаких данных к балету, рост высокий, я поэтому ее в третий ряд определила. Ан нет, начинаю занятия, Ковалева опять впереди. Велишь ей вернуться назад, отвечает: «Хочу здесь стоять».

Пару раз я ей жестко отвечала: «Хочуха в моем классе не живет».

Ну а потом она на Никиту глаз положила, небось решила: раз я в школе средненькая, закручу любовь с гениальным скрипачом.

– У меня о Жене другое мнение, – брякнула я и прикусила язык. «Лампа, не нарушай первое правило детектива, предписывающее никогда не спорить или останавливать собеседника, пусть он побольше болтает».

– Можно дать человеку воспитание, – повысила голос Нелидова, – но суть его останется неизменной. Если трус научится играть на фортепьяно, он не станет храбрецом. Если врун освоит математику, он не превратится в правдолюбца. Это исключено. Евгения уродилась тщеславной эгоисткой, таковой она и осталась.

Нелидова оперлась ладонями на стол, и через пять минут я была погребена под грудой фантастического вранья. Оказывается, Сева вечно ходил голодный, плохо одетый, посещал самую затрапезную школу, где в классе сидело сорок оболтусов. Он мечтал научиться играть на скрипке, но мать ответила:

– Денег на инструмент нет!

– А еще он, наверное, играл железными машинками, прибитыми к полу, – снова не удержалась я.

Но Светлана Иосифовна не уловила в моих словах иронии, она продолжила:

– Вероятно, мир лишился второго гения, даже более блестящего, чем Никита! Сева сейчас хочет брать уроки, но в его возрасте скрипачами не становятся. Мальчик задумал приобрести инструмент, Севочка очень воодушевлен, у меня не хватает окаянства откровенно сказать ему: «Дорогой, время упущено».

– И часто Всеволод у вас бывает? – сквозь зубы спросила я.

Светлана Иосифовна радостно улыбнулась.

– Три-четыре раза в неделю. Порой заскочит на десять минут, но, как правило, сидит часа полтора. Мальчик обо мне так заботится, что даже неудобно. Привозит журналы, газеты, деликатесы, мы обсуждаем все вопросы, у Севочки от меня тайн нет, я знаю его ближайшего друга.

Не помню, в который раз за беседу я опять не смогла справиться со своим удивлением:

– Сева наведывается сюда не один?

Нелидова кивнула.

– Иногда. Пару недель назад он привел Виктора, сказал, что тот его лучший друг. Симпатичный брюнет, воспитанный, хорошо одетый. На него большое впечатление произвела моя квартира, он все повторял: «Потрясающее место, всегда мечтал жить в центре Москвы. Если сделать современный ремонт, поставить окна без переплетов, то станет светлее. А кто у вас соседи?»

Очень, очень любезный человек, вел ничего не значащую беседу о чужих апартаментах, но говорил заинтересованно, не упускал деталей, восхитился батареями, сказал:

– Обогреватели ни в коем случае менять нельзя. Современные, плоские, может, и лучше, но смотрятся безлико. А у вас чугунные, украшенные орнаментом из листьев.

В беседу вмешался Сева: