В коридоре было жарко и пахло готовой едой. Рут почувствовала приступ тошноты и поняла, что ее сейчас вырвет. В туалете было полно народу: когда Рут вышла из кабинки, две глубоко беременные женщины сочувственно улыбнулись, но затем прикинули, сколько ей лет, и проводили ее изумленным взглядом. Она решила не мыть руки и, проходя между рядами одинаковых дверей, услышала: “Да не-е-ет, слишком старая”, а потом – взрыв смеха.

– Мам, все нормально? – спросила Лорен, подвинув сумку, чтобы Рут смогла сесть.

Она потерла подбородок, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды женщин вокруг, и прошептала:

– Гораздо хуже, чем было с тобой и Алекс.

Когда утомительное ожидание наконец закончилось, медсестра взяла у Рут кровь, измерила рост и вес. Затем взглянула на направление терапевта и спросила с невозмутимым лицом:

– Я правильно понимаю, что вам пятьдесят четыре, у вас была менопауза, но сейчас вы на десятой неделе беременности и после родов собираетесь отдать ребенка дочери?

– Смотрите, вот Лорен, они с мужем биологические родители. Нам нужен консультант, и мы готовы ждать, сколько потребуется, – твердо отчеканила Рут.

– Это диагностический центр, тут только медсестры, боюсь, что консультантов у нас нет.

Рут такой ответ не устроил: она выследила старшую медсестру и стала уговаривать ее. В конце концов та согласилась – но только в этот раз и ввиду их необычной ситуации – направить их в обычную женскую консультацию, которая, по удачному стечению обстоятельств, находилась в соседнем отделении. Через два часа высокий, спортивного телосложения мужчина лет сорока вызвал Рут и проводил их с Лорен в кабинет. Он был в рубашке с закатанными до локтей рукавами и с синяками под глазами. На бейджике было написано: “Том Фентон, акушер-консультант”. Мистер Фентон поприветствовал их обеих и, казалось, все о них знал. Он сам, без всяких вопросов, сказал Лорен, что она имеет право посещать все дородовые консультации и присутствовать при родах. Также консультант добавил, что из-за возраста за состоянием Рут будут наблюдать пристальнее, чем обычно, и со своей стороны он рекомендует кесарево сечение на тридцать восьмой неделе.

– Если можно, я бы предпочла естественные роды, – сказала Рут, придвинувшись ближе. – У меня не было проблем с Лорен и ее сестрой, а насколько я знаю, операция – это всегда риск.

Мистер Фентон покачал головой и предупредил ее, что пускать все на самотек гораздо опаснее. У доношенных детей, зачатых с помощью ЭКО, риск мертворождения выше, а у пожилых женщин во время родов шейка матки зачастую не открывалась должным образом. Есть и другие опасности: например, послеродовое кровотечение – осложнение, при котором роженица за считаные минуты истекает кровью, или эклампсия – смертельно опасная болезнь, вызывающая судороги и, как следствие, инсульт.

– Про послеродовое кровотечение я в курсе, а что происходит при эклампсии? – спросила Рут.

Консультант перечислил симптомы: высокое кровяное давление, отеки конечностей и лица, а также сильные головные боли. Пациентки часто говорили о предчувствии чего-то ужасного, в медучилище это состояние назвали “синдром предчувствия катастрофы”.

– Вы меня простите, но это звучит немного антинаучно, – сказала Рут, с трудом подавив смех.

Мистер Фентон пристально посмотрел на Рут и ответил:

– Может быть, и так, но это очень серьезные осложнения. Раннее кесарево сечение, к сожалению, не исключает их появления, но значительно снижает риск.

Рут его слова не убедили.

– За последние несколько месяцев я привыкла относиться к страшной статистике, которой меня пугают врачи, с долей скептицизма, поскольку я полностью здорова и нахожусь в отличной форме, особенно для моих лет.

– Мистер Фентон, пожалуйста, не слушайте мою мать, – вмешалась Лорен. – Все это просто ужасно. Мы согласны на кесарево, потому что я хочу, чтобы у моего ребенка была бабушка.

Консультант весело подмигнул Лорен, а затем повернулся к Рут и сказал:

– Миссис Фернивал, вы моя пациентка, но решающий выбор все равно остается за вами – я могу только дать рекомендации. В любом случае сейчас не нужно принимать окончательное решение, у вас будет время подумать.

– Нет, – устало вздохнула Рут, – я тут совсем ни при чем, пусть решает Лорен, я сделаю все, как она скажет.

Гормоны, пищевые добавки и запрет на алкоголь, безусловно, дались ей тяжело, но теперь Рут казалось, что она полностью теряет контроль над собственным телом. Она думала, что произведет малыша на свет и подарит его Лорен и Дэну, а теперь выясняется, что ей по их прихоти вспорют брюхо и заберут ребенка. От этих мыслей она вздрогнула.

* * *

Выйдя от врача, Рут и Лорен нашли на цокольном этаже кафе: большое помещение, где каждый звук отдавался гулким эхом, по двум сторонам стояли ряды пальм в горшках, а в центре возвышался красный полированный рояль, за которым женщина бойко исполняла композицию Скотта Джоплина. За столами сидело множество людей, полностью игнорировавших музыку: доктора и медсестры в бледно-голубых костюмах, хлынувшие прямиком из палат на перерыв, пациенты с землисто-серыми лицами в тапочках и с капельницами, какие-то люди в уличной одежде с куртками и зонтами.

Они сели за свободный столик, и Лорен достала папку с бумагами, которую вручила им медсестра. Она взяла толстый красный маркер и принялась что-то писать на обложке. Закончив, она показала ее Рут.

Сверху большими буквами было написано:

Ниже – буквами поменьше:

– Мне кажется, так будет понятнее, – объяснила Лорен. – Согласна?

– Да, наверное, – понуро ответила Рут.

– Ты не против, если я возьму папку себе? Обещаю, что буду приносить ее на каждую консультацию, – сказала Лорен и замолчала. – Хотя, нет, пусть лучше будет у тебя, на всякий случай. Я допишу наши номера, чтобы нам сразу же позвонили, если что.

Рут кивнула и с трудом выдавила из себя улыбку, чувствуя странную пустоту внутри. Борьба за то, чтобы попасть к консультанту, и обсуждение лечения высосали из нее всю энергию. От жизнерадостной музыки на фоне хотелось плакать. Адам часто играл эту мелодию, когда девочки были маленькими, а теперь даже не подходит к пианино. В последнее время она так редко его видела. Непоколебимое презрение по отношению к ней и мучительное одиночество ужасно тяготили ее, но Рут понимала, что ради Лорен ей надо держаться на плаву: в конце концов, она ни в чем не виновата. Было жарко, вокруг стоял тошнотворный запах кофе. Капли пота стекали по лбу и щекам Рут, и она закинула в рот целую горсть мятных леденцов.

– Мам, ты как?