А потом случилось несчастье. Пришло время Ами рожать. Она и родила. Вполне здорового пацана. А вот сама родов не пережила. Роды принимала бабка Агнетта со своими товарками и Адольфус, но не помогло. Обильное маточное кровотечение и всё, её не стало. Я даже попрощаться с ней не смог — она после родов всё время была без сознания. Так и ушла. Я сначала и не понял ничего. Ну рожает и рожает, первый раз что ли? Сидел в кабинете и просматривал бумаги, что накануне притащил Гюнтер. С планами дальнейшего развития наших городов. Интересная работа. Долго с ней Гюнтер возился. Но без этого никак — план должен быть, с точными расчётами, под него и деньги выделяться будут. А тут вдруг прибегает испуганная служанка и говорит, что меня срочно требует бабка Агнетта. Удивился, но пошёл. Оказывается звали меня только для того, чтобы я попрощался с женой, пока она жива. А как прощаться, если она без сознания. Так и сидел рядом с ней. А потом меня оттуда шуганули. Вернулся в кабинет и тупо там просидел до самого вечера. Один. Заглядывали многие — и Ирма, и Гюнтер, и Курт. Даже Хайнц примчался. Но видно вид у меня был такой, что никто в кабинете остаться не решиля. Один Элдрик сидел тихнько в уголке, молча. Но к нему я настолько привык, что и не замечал уже. Он меня поздно вечером и отвёл в спальню. Весь следующий день прошёл как-то муторно. Всё проходило как бы мимо меня. Отпевание, похороны. Потом опять сидел в кабинете в каком-то оцепенении. Вроде что-то ел, что-то пил. И только на следующий день немного пришёл в себя. Прошелся по замку, зашёл к детям. С ними сидела Эмма. Новорожденный был у неё на руках. Подошёл, посмотрел. Сел на диван, обнял Генриха и Ритку и просидел с ними час. О чём-то с ними говорил, успокаивал, но всё проходило мимо. После обеда со мной пару часов провел отец Бенедикт. И в самом деле помогло. А вечером собрались все в моём кабинете. Особых переживаний я не заметил. Ну, сейчас по такому поводу никто особо и не переживает. Всё по велению господа. Так господь решил, а кто мы такие, чтобы противиться воле его? Да и не такая это редкость, смерть роженицы. Скорее наоборот, настолько распространено, что никто на это особого внимания не обращает. Даже сами женщины. Чёрт, зная, что вероятность умереть очень высока, каждая пятая среди благородных и каждая третья среди крестьян, и всё равно рожают и рожают часто. Практически без всякой медицинской помощи. Только благородные имеют возможность воспользоваться услугами врачей. Хотя сейчас такие врачи, что помощь от них не столь и высока. Но хоть что-то. У меня, вроде, и медики не плохие, даже отдельный факультет в университете есть, но не помогло. Для местных это в порядке вещей, а для меня нет. Вот и ломает.

Никаких важных вопросов не решали. Нет, что-то от меня пытались добиться, но так ничего и не понял. Разошлись. Ирма уходила последней. У дверей задержалась и обернулась.

— Лео, мне очень жаль, что так получилось. Ами была мне как сестра, даже ближе. Ты должен знать: я тебя очень люблю и двери моих покоев всегда открыты для тебя.

Повернулась и ушла. А я остался сидеть. Пока Элдрик не увёл меня в спальню. Сам бы так и просидел всю ночь в кабинете.

На следующий день слегка отпустило. Смог, наконец, здраво рассуждать. Хотя рассуждать о чём? В графстве всё тихо и спокойно, никаких срочных дел нет. Что как раз и плохо. Для меня, не для графства. Мне бы сейчас загрузить себя работой, но делать по существу нечего. Молодец я, загрузил помощников, а те своих, и дела в графстве идут как бы мимо меня. Это, конечно, хорошо, но просто тупо болтаться по замку очень тяжело. Тем более, в таком состоянии.

Поехал в лагерь. Поднял по тревоге один полк. Ушли с ним на маневры. Неделю мотался с ним по полям и лесам. А ведь осень, грязь такая, что даже по дорогам передвигаться трудно, а если сойти с дороги, то и по колени в грязюку провалиться можно. Через неделю вернулся чуть живой. Хорошо не заболел. И, на удивление, среди личного состава тоже обошлось без потерь. Днём-то ладно, замерзнуть они не могли, наоборот потом исходили, а вот по ночам довольно холодно. Ночевали не в тёплых домах, а в палатках. Там же одежду сушили. У костров не всегда получалось — почти всё время шёл дождь. Высушить до конца не получалось и по утрам одевали ещё влажную одежду. Но ни одного заболевшего. Повезло. Зато в замок вернулся грязный, уставший, но уже в нормальном состоянии. После ванны даже подумывал: а не заглянуть ли мне ночью к Ирме? Но мысль как пришла, так и ушла. Нет, не готов я ещё к этому. Боль по Ами хоть и притупилась, но ещё не ушла. Да и не уйдёт. Но, надеюсь, через месяц-другой притупится настолько, что смогу жить нормальной жизнью.

Полностью в себя пришёл в конце ноября. До этого чем занимался? Чёрт его знает, в памяти ничего не осталось. И на совещания иногда всех собирал, и на завод ездил, и в город, но всё как-то тускло, через силу. Кураж потерял. А в конце ноября из Хаттингена примчался гонец и сообщил, что туда пришла французская галера и французский граф просится ко мне в замок. Они его пока притормозили, ждут от меня распоряжений. Решил сам прокатиться. Вечером был уже в Хаттингене. Утром послал за французами.

Пришло трое. Нет, их бы больше припёрлось, но кто их пустит? Так что в зал гостиницы вошло трое.

— Граф де Ваньян, — представился один из них, — а это шевалье де Венсан и шевалье д,Антре.

— Чем обязан, ваше сиятельство?

Представляться не стал, знали ведь к кому шли. Глядя на графа даже слегка умилился — родным повеяло. Внушительный нос, весь чернявый такой, да и фамилия армянская. Ну, чисто армянин. Таких на улицах Москвы полно. Будущей Москвы, сейчас-то там их вряд ли встретишь. Поэтому решил не быковать, а отнестись к ним подоброжелательней.

Минут двадцать он заливался соловьём. Как де их король, Карл Vl, благодарен мне за поставки оружия и особенно за пушки и