— Да, Хорхе мне уже рассказывал о чудесных свойствах этого напитка, который, к сожалению, все же засвечивает тестер на наркотики.

Виктория закатила глаза.

— Да уж, индейские рецепты довольно спорные, так что второго стакана такого чая бледнолицым тут не продают. А теперь пойдем кататься на ламах!

Шли мы недолго. Я старался не смотреть вниз на размазанный по долине Кито, зажатый между горных хребтов, потому что голова все еще кружилась и я боялся свалиться с тропинки, которая вела все выше в гору. На одной из перевалочных площадок нас встретили двое индейцев. История с костюмом Вики прояснилась. Здесь давали напрокат не только пончо со шляпами, но и лам, лошадей, горные велосипеды и даже улыбчивых индейцев, в полной экипировке готовых как к фотосессиям, так и быть провожатыми на вершину вулкана Пичинча, который в эти дни был тих, спокоен, как ягненок, и даже не покуривал.

— Нет, нет, там шесть тысяч метров, — замотала головой Виктория. — Это в тебе чай из коки сейчас говорит, а не здравый смысл. Поэтому давай без альпинистского фанатизма.

Индейцы тут же организовали для меня пончо, нахлобучили на голову шляпу и дали в руку уздечку одной из лам с большими прекрасными грустными глазами, которые однозначно знали об этом мире побольше нашего. Пригревшись внутри своей шерстяной накидки, я и вовсе воспрянул духом, но садиться на бедного горного ослика не решился. А вот Виктория уселась безо всякого седла, примяв густую, пахнущую барашком шерсть, после чего мы отправились дальше по тропе втроем: я вел под уздцы ламу, Вика с комфортом ехала верхом, вокруг — картина из приключенческих романов детства.

— Так что ты решила? — снова вернулся я к вопросу, который начинал интересовать меня все больше в свете того, что самолет вылетал уже через четыре часа.

— Есть только две возможности, — сказала Вика, когда мы остановились метров через двадцать, потому что шею снова начало ломить, а дыхание сбилось. — Либо мы одиноки во вселенной, либо нет. Обе одинаково ужасны.

— Ты о чем сейчас? — поинтересовался я, придерживая яремную вену.

— Так пишет любимый Пашин писатель Артур Кларк. В принципе с любыми человеческими отношениями то же самое. Ужасен любой вариант.

Я повернулся и посмотрел на это высоколобое чудо верхом на грустном индейском ослике. Неужели нельзя ответить просто? Однако дальше было еще хуже.

— При анализе языковой личности Павла Кнопкина я использовала метод ключевой темы конфликтных взаимоотношений. Американская методика на грани лингвистики и психологии. Речь Паши свидетельствует о том, что ведущей реакцией его нынешнего речевого поведения являются неразрешенные конфликты в прошлом. Паша постоянно возвращался в свой Бобруйск, к темам предательства и обмана. В общем-то, это очень понятно: зависть — это то, с чем сталкивается человек, когда он без денег, без связей и средств добивается таких умопомрачительных результатов, каких добился Павел в айти. К сожалению, завидует чаще всего ближайшее окружение, те, кто может ударить посильнее любого Варгаса. Обычно это лучшие друзья, деловые партнеры, у которых дела идут не так хорошо, родственники. В случае Паши таким человеком оказался родной брат, который своим соперничеством и желанием доказать, что он лучше, чуть не погубил его бизнес и полностью разрушил отношения с матерью. Именно поэтому, кстати, Паша искал крысу среди своих и до последнего не подозревал Варгаса. И дело тут даже не столько в лакунах и незнании реалий Эквадора. Хотя, конечно, Варгас сделал очень многое для того, чтобы на него не пало подозрение. А дело в том, что Паша подсознательно ждет удар именно от своих, жизненный опыт ему об этом говорит. Подсознание — страшная сила в таких случаях. Чем выше твой результат, тем страшнее будет выглядеть предательство от самых близких. А Павел забрался уже очень высоко. Поэтому наши с ним отношения я склонна рассматривать скорее как отношения врача и пациента, не более того.

Мы стояли у края обрыва, подпирая головами небо, окруженные Андами и облаками. Виктория верхом на шерстяном осле, в шляпе и пончо, взирала на извивающуюся между гор змеей столицу солнечного Эквадора.

— «На высоте, на холме, между двумя рощами виднелись три темных силуэта. Воланд, Коровьев и Бегемот сидели на черных конях в седлах, глядя на раскинувшийся за рекою город с ломаным солнцем, сверкающим в тысячах окон, обращенных на запад, на пряничные башни девичьего монастыря», — процитировал я на память наш с нею любимый роман «Мастер и Маргарита», в том месте, где Воланд прощается с Москвой, глядя на город с высоты Воробьевых гор.

Место и время было самое подходящее.

Виктория посмотрела на меня удивленно, но уже через секунду сообразила, обняла свою ламу за шею, рассмеялась.

— Это можно было бы счесть карикатурой, но мы с тобой забрались повыше, чем булгаковский Воланд, — улыбнулся я, и Виктория, повернув голову, тоже посмотрела на меня с грустной улыбкой.

— Пациент неизлечим? — поинтересовался я на всякий случай, хотя с Пашей и так все было в целом понятно.

— Безнадежен, — вздохнула Виктория. — Как там по твоей теории: сначала бряцанье оружием, игра кто-кого, проверка запасных люков и клапанов, а потом подводные лодки всплывают на поверхность? Ну так вот, докладываю: подводные лодки снова ушли на глубину.

В моей теории это звучало несколько иначе, не так воинственно и гораздо сопливее — что-то про улиток без раковин, — но, с другой стороны, это не я крутил роман с директором одной из топовых айти-компаний современности, и поэтому Виктории виднее, кто там действовал на этом поле боя: улитки или подводные лодки. Про лодки мне понравилось больше, а все вышесказанное означало, что одну из них надо срочно эвакуировать из района боевых действий и доставить на место ее постоянного диванного базирования с помощью трансатлантического перелета.

Мы вернули ламу и пончо, я вручил бармену в кафетерии белоснежный свитер с пандой. Хотелось прикрепить к свитеру какой-нибудь букетик или хотя бы цветок, но среди низкотравья на высоте я не заметил ни одного цветущего растения, поэтому просто оплатил для доброй Гретхен стаканчик колады-морады.

— А чего Паша прилетал в Кито, если никого из команды он подставлять не собирался? — спросил я, когда наша трансатлантическая птичка была уже в воздухе.

Виктория скосила в мою сторону глаз.

— Познакомиться прилетал.

— А ты это сразу поняла?

— Ну… — Она неопределенно пожала плечами.

— Серьезно?

— Нет. В его первый приезд я подумала — боже мой, какой, оказывается, идиот, зачем я только вообще слезла с дивана.

Я усмехнулся и откинулся в кресле. Паша, конечно, очень непростой перец, совсем не такого я желал бы себе родственника, несмотря на все его успешные бизнесы. Друзьями мы точно не станем, но что-то мне подсказывало, что эта подводная лодка еще всплывет не только в степях Украины и болотах Белоруссии.

В иллюминаторе показался изрезанный неровный край южноамериканского материка, похожего на раскрошенный песочный торт. Мы еще раз попрощались с Южной Америкой, теперь уже с высоты десяти тысяч метров.