А потом появляется вопрос. Я не вижу его и не слышу его, но я осязаю его каким-то новым органом чувств:

Ты отдала жизнь ради этого. Стоила ли она того?

Я ощущаю себя крошечной, медленно пульсирующей точкой. У меня нет ни рук, ни ног, ни голоса, чтобы протестовать против всего того, что происходит.

Мне не страшно. Мне не больно. Но мне обидно. Мне дико, невыносимо обидно, что это конец.

Внезапно из этой точки начинает идти энергия – бесшумная, но неистовая энергия протеста:

– Нееееееет, она не стоила этого. Но нееееет, не забирайте меня. Мне еще слишком рано уходить!..

Я чувствую, что-то невидимое и неслышимое начинает тянуть точку туда, откуда не возвращаются. Что будет дальше – неизвестно. Известно лишь то, что назад дороги не будет.

– Подождите! Моя точка издает сигнал SOS. ПООООДООООЖДИИИИИТЕ. Я НЕ ГОТООООВА. Я ничего не сделала за свою жизнь.

– А что ты хочешь сделать? Я осязаю этот вопрос, он идет не извне, он идет из той же самой точки – из меня.

– Я хочу научиться любить. По-настоящему. Я хочу стать счастливой. По-настоящему. Я хочу принести пользу людям. Реальную пользу. Не просто заработать денег, а оставить после себя что-то ценное. Я не хочу уйти и оставить после себя лишь хлам.

Пауза.

Ответа нет.

Слышит ли меня кто-то сейчас?

Иисус? Ангелы?

– Дайте мне еще один шанс! Ну пожалуйста, верните меня обратно… умоляет моя-я-точка. Я обещаю, что, если я вернусь, я создам новую жизнь. И я больше не профакаплю ее. Я сделаю три самые главные вещи. Обещаю-обещаю-обещаю. Нет, клянусь. Клянусь, что я научусь любить, стану счастливой и принесу ценность миру. Только, пожалуйста, дайте мне еще один шанс.

Пауза

Тук……………………………………….

Я снова слышу медленный тихий стук моего сердца.

Тук……………………………………….

Тук……………………………………….

Потом быстрее

Тук……………… Тук…………….Тук………………

Я открываю глаза.

Вижу перед собой серый дым, разорванные подушки безопасности, битое стекло.

Кто-то медленно открывает мне дверь, дает руку и помогает выйти из машины. Это женщина. Я смотрю на нее, а потом на машину. Сквозь туман сознания вижу проломленный бок. Делаю шаг вправо и вижу раскорчеванную заднюю часть от удара об столб.

– Вы в порядке? – спрашивает меня женщина.

Я пытаюсь ощутить свое тело.

– По-моему, да. – Слышу свой голос в ответ.

Я чувствую боль в боку, но не резкую. Осматриваю себя. Цела.

– Слава богу, – слышу ее облегченный вздох. – Я очень виновата, пожалуйста, простите меня. Я не увидела знака «Стоп», солнце светило мне прямо в глаза.

– Ничего, – слышу, говорит мой голос. – Главное, что все живы. С вами же тоже все в порядке?

– Да, я тоже окей.

Я слышу, что кто-то вызывает полицию. Я все еще в тумане, но бреду к машине, беру сотовый и медленно двигаюсь к бордюру. Сажусь на него, открываю телефон и звоню Рону.

Когда Рон и Джиджи доехали до меня, я уже почти пришла в себя. Полиция составила протокол, по которому женщину (по иронии, оказавшуюся медсестрой) признали виновной и обязали возместить все мои потери по машине и, если окажется необходимым, мое лечение.

– Это невероятно, но вам очень повезло, – тихо сказал полицейский, когда давал мне копию протокола. – По тому, как вам проломили левый бок, еще 5 дюймов влево, и авария была бы фатальной.

Рон настаивал отвести меня в больницу, но я отказалась. В этот момент я прожила то, о чем обычно говорят пожилые люди: жизнь скоротечна, использую каждую минуту, все может закончиться в любой момент. Теперь я не просто слышала это, теперь я это прожила. И я не собиралась больше тратить бесценные минуты своей жизни на такую ерунду, как ожидание в очереди на медосмотр.

Когда меня привезли домой и я вошла в квартиру, я уже знала, что это мои последние дни здесь. Пушкин запрыгнул мне на колени и замурчал, я взяла его за передние лапы и опустила лицо до уровня любимой морды. Я прошептала ему:

– Сегодня я чуть не умерла.

Он смотрел на меня каким-то глубоким, всепонимающим взглядом.

– Но мне дали еще один шанс. Нам придется начать новую жизнь.

При Пушкине в качестве свидетеля я пообещала, что выполню условие кредита, который мне выдали. Счастье, любовь, ценность. Какой будет эта ценность, мне только предстояло понять. Как стать счастливой и как научиться любить, я тоже еще не знала. Но я была обязана оправдать доверие, обязана расплатиться за этот шанс сполна.

Я взяла месяц, чтобы прийти в себя после того, как попала в аварию. Я боялась принять поспешное решение в состоянии аффекта. Когда шок прошел, я поняла, что единственный способ отдать кредит – отправиться на поиски истинной себя. Для этого мне нужно было найти время. Решение было очевидным: уйти с работы.

Я посвятила 11 лет, чтобы стать личностью, а теперь пришло время понять свою душу.

Где я найду себя? Я не знала.

Как долго это займет? Тоже.

Единственное, в чем я была уверена, что если не сделаю этот шаг, то так и не вырвусь из замкнутого круга серых будней.

В ночь с 31 декабря 2007 года на 1 января 2008-го я приняла окончательное решение, а 2 января написала заявление об уходе. Вместе с работой я оставляла все: вид на жительство в США, мужчину, который вот-вот собирался сделать мне предложение (того самого юриста), друзей, комфорт, к которому я так привыкла, финансовые возможности, которые обрела всего несколькими годами ранее.

Но это была не очень большая жертва по сравнению с тем, что я могла бы потерять жизнь. Я больше не хотела, нет – я больше не могла идти на компромиссы с собой, больше не могла размениваться на меньшее. Я страстно желала найти ответы на три самых главных вопроса:

Как научиться любить?

Как стать счастливой?

Как принести ценность миру?

В тот вечер Хэллоуина моя жизнь разделилась на «до» и «после». Авария перевернула на 180 градусов мои ценности. Я увидела, что все, к чему я стремилась – деньги, статус, окружение, здоровье, красота, – все это я потеряю в секунду, когда жизнь оборвется.

А есть ли что-то, что я могла бы взять с собой?

Вот это мне предстояло узнать.

Я собрала два чемодана и купила билет в одну сторону. Никто не понял моего решения, никто не поддержал его. Но встреча со смертью дала мне внутреннюю силу следовать своему намерению и слушать, прежде всего, свою душу. Эту самую маленькую точку. Единственное, что осталось со мной, когда все остальное исчезло.