Геранд повернул машину вправо, к Синим Горам, но зеленые клубы вытянулись в длинный язык и растеклись по склону горы, накрыв усадьбу до самой крыши.

– Что это, ученый брат Алевиовин? – проговорил Геранд, крепче ухватившись за ручки машины.

– О таких существах я даже не читал, нигде не упоминаются даже, полное неведение! – уверенно сказал дядя. – А этот золотой поток – определенно живой огонь!

– Живой огонь? Но это же давно было, и только один раз… – проговорила Сафи.

– Полное невежество! И не только у тебя! – отрезал дядя Аль. – Все начитались молитв и легенд, и думают, что все перворожденные родились в один день. Ничего подобного, еще перед войной с повелителями вещей был исход полосатых горюнов! Больше, правда, с тех пор исходов не было, но то, что мы видим сейчас, это определенно исход!

Ну и перворожденные! Лучше бы такие не рождались! Зеленая туча вставала стеной, вершины деревьев дрожали, будто перед бурей. По дороге разливался густой золотистый поток, над ним поднимался пар, а следом текла река зеленых шевелящихся шаров, то раздувающихся, то сжимающих бока, дышащих и толкающих друг друга.

Повелитель вещей направил летучую машину правее потока, Сафи смотрела поверх крыла – живой огонь закручивался воронками и вихрями, зеленый поток вздувался и бурлил, заливая лес до самых вершин. Геранд заставил летучую машину немного снизиться. Из темного бурлящего потока вырвались несколько круглых зеленых брызг и подлетев к машине, рванулись ей навстречу. Живые! Сафи отшатнулась, дядя вцепился в кресло, на котором сидел.

Зеленые кожаные шары ростом с человека, покрытые буграми и впадинами, блестели от золотистой жидкости, то поднимаясь, то опадая, как тяжко дышащая грудь. Бугры превращались в воронки или выпускали короткие толстые щупальца. Щупальца тянули к воронкам ветки и листья, а те жадно раскрывались, как черные глубокие рты и проглатывали еду, хлюпая зеленой слизью. Из складок кожи между буграми глядели бесчисленные черные глаза, разглядывая людей так, как будто считали их своей добычей.

Не говоря ни слова, Геранд развернул машину назад, к подземелью повелителей вещей. Кажется, сейчас можно было надежно укрыться только там. Зеленые существа напирали на крылатую машину, и им мешала только невидимая защита, которую повелитель вещей называл силовой завесой. Они прижимались к ней воронками, как будто пытались всосать в себя, и когда это не получалось, вцеплялись друг в друга. Более крупные хватали щупальцами тех, кто помельче, и с влажным хлюпаньем втягивали их в свои воронки. Раздувались зеленые бока, текла темная слизь, перворожденные поедали друг друга.

– Да это живоглоты какие-то! Ничего не соображают, друг друга жрут! От чего только такие получаются! – проворчал дядя Аль. Сафи молчала, не в силах выговорить ни слова. Только бы выдержала эта самая силовая завеса!

Машину тряхнуло, что-то ударило по ней снизу, она провалилась, будто в яму, но потом резко рванулась вверх, и четыре живоглота отлетели в разные стороны. Сафи вскрикнула, но увидев мрачные глаза повелителя вещей, зажала себе рот. Ну конечно, это Геранд нарочно трясет машину, чтобы избавиться от этой гадости! Но машина сейчас перевернется! Геранд снова сжал руки на белых ручках, выше правого крыла сверкнуло пламя, и обожженные живоглоты полетели на землю.

Крылатая машина рванулась вперед, оставляя живоглотов позади, но новые волны врагов снова догоняли ее. Тяжелые шлепки круглых мягких тел сотрясали машину, сосущие, чмокающие звуки заглушали все другие звуки. Потоки огня жгли живоглотов, но их не становилось меньше. Как же выходить, когда силовую завесу надо будет снять? Ах, о чем она думает? Для того, чтобы выйти, надо сначала долететь, а туча страшных зеленых шаров становится все больше!

– Сафи, надо послушать, соображают ли они!

Что придумал дядя, где она будет слушать мысли этих чудовищ?

– Сядь на пол и слушай на дне, я видел, как они присасывались снаружи.

Сафи посмотрела на Геранда, и повелитель вещей молча повел машину ровно по прямой. Сафи осторожно сползла на пол, села рядом с его ногой и прижала руки к полу. Волны удовольствия и гнева попеременно проникали в ее сознание. В них не было ни раздумий, ни сомнений, волны не становились сильнее или слабее. Только отчаянная тоска и тупое удовлетворение, похожие на чувства голода и сытости, а временами – неистовая злоба, не находящая себе выхода. Но вот промелькнул смертельный страх, как было бы хорошо узнать, чего они боятся! А вот рядом – довольное спокойствие.

– Они не думают, только чувствуют, и то самое простое – голод, сытость, злость, удовольствие,  – сказал она, снова садясь на скамейку. – Но напугать или отогнать их можно.

Под крылом машины мелькнула крыша синегорской усадьбы. Златоцветы стояли без листьев, как в разгар зимы, а посреди двора белели кости – все, что оставалось от многонога. Возле родника сидел живоглот и объедал траву. Вместо кустов чешуйника виднелась бугристая, шевелящаяся черно-зеленая масса – должно быть, живоглоты дрались там за еду.

– Да, внушать без усиления таким тяжело – соображения у них мало, а их самих очень много. Но откуда они взялись? Неужели новое место исхода? Этого не было почти тысячу семьсот лет…– проговорил дядя Аль. – Ученый брат Геранд, если можешь, дай мне несколько камней для усиления мыследеяния, когда мы прилетим.

Повелитель вещей кивнул, его взгляд не отрывался от огоньков, загоревшихся на концах ручек. Должно быть, огоньки означали что-то плохое, потому что в его лице появилось что-то отчаянное. Они были уже недалеко от полосатой скалы, но машина летела все медленнее, и живоглоты начали догонять улетающую от них добычу.

– Геранд, что случилось? Почему мы так летим? – тихонько спросила Сафи.

– Кончилась мыслесила, – сдавленным голосом ответил он. Голос повелителя вещей был такой, будто он держал что-то тяжелое. – На моей летим.

Сафи стало страшно. На его мыслесиле, а он сегодня не ел! Дядя Аль говорил, что мыследей-целитель должен поддерживать свои телесные силы едой, чтобы мысленной силой спасать больных, у повелителей вещей, наверное, тоже так. Что же делать?

– Сафи, слушай внимательно. – услышала она голос дяди. – Вместе со мной передавай мыслесилу Геранду, возьми его руку и передавай, что сможешь, пока не долетим до подземелья.

– В поле светлый огонек –

Ждет нас дом родной,

Сколько б ни было дорог,

Все ведут домой…

Живоглоты навалились на невидимую завесу, воронки чмокали над самым ухом. Сафи ухватилась за твердую руку повелителя вещей.

– Светит ясный огонек,

К дому нас ведет.

Будет путь твой недалек,

Если кто-то ждет.

В подземелье их никто не