ждал, но оно уже казалось родным домом, и до него надо было долететь, дойти, добраться во что бы то ни стало! Полет машины выровнялся, она прибавила скорости. До скалы, прежде бывшей рампером, осталось не больше половины перехода. Геранд вцепился в белые ручки, Сафи чувствовала, как у нее кружится голова от усталости.

Вот уже скала совсем рядом, живоглоты ползают по кустам, и там, где они проползли, не остается ничего живого. Машина грузно села на землю, Геранд приподнялся, глядя поверх крыла, и квадратное окно в арсенал открылось. Живоглоты напирали на завесу со всех сторон. Дядя встал во весь рост в машине.

– Бери девочку, ученый брат Геранд, и прыгайте вниз. Я удержу их внушением.

– Но ты сам говорил, что таких глупых не удержать! – крикнула Сафи.

– Молчи, выхода нет! – прикрикнул мыследей.

– Прыгнем вместе! – Повелитель вещей тоже встал, слегка наклонив голову – завеса, которую он поддерживал своей силой, еще держалась. Окно в камнях раскрылось больше, Геранд крепко обхватил Сафи и мыследея, прижав к себе.

– Снимаю завесу!

Он прыгнул, увлекая за собой обоих, подтолкнул Сафи, и она плавно полетела с высоты в темную глубину. Наверху послышался вскрик, возня, страшное мокрое чавканье…

– Отпускай меня, Геранд, прыгай! Они не слушаются! – закричал Алевиовин Шестирукий. Четкую речь сменил дикий крик, Сафи с размаху ударилась о черный пол арсенала и потеряла сознание.

Когда Сафи открыла глаза, светлого оконца в крыше уже не было, а на полу вокруг нее подсыхали остатки зеленой слизи и лужица чьей-то крови. Где дядя, где Геранд? Ах, вот он! Повелитель вещей, держа на весу обмотанную рубашкой левую руку, правой держался за белую ручку на столе и что-то приказывал подземелью, шевеля губами. А дядя, куда он делся? И кто кричал, когда Сафи прыгала в арсенал? Неужели… Слезы застилали глаза, ноги подкашивались, Сафи с трудом встала и подошла к Геранду.

– Где дядя Аль, что с ним? Он жив? Или…

Повелитель вещей не отрываясь, смотрел на стену, где шевелилась зеленая живая масса. Густые брови сдвинулись, рот приоткрылся, шумно дыша.

– Он не… они схватили… – хрипло проговорил он, не отрывая глаз от стены, потом повернулся и посмотрел в лицо Сафи. – Упал и погиб…я не удержал…

Он снова повернулся к стене, кривя рот от отвращения. На ней слившиеся в шевелящийся клубок живоглоты рвали на части друг друга, а из воронки одного из них виднелся край дядиной красной хламиды. Сафи стало трудно дышать, слезы полились по щекам, из горла вырвались какие-то хриплые звуки. Нет, нет, как же это? Наверное, дядя Алевиовин просто бросил им рукав, а сам он сейчас найдется, ему надо только переждать, пока Геранд не прогонит живоглотов каким-нибудь огнем! Но повелитель вещей только растерянно смотрел на стену, где чудовища рвали в клочья тела мертвых летунов и обсасывали кусты, заливая все вокруг себя зеленой слизью. Чавканье и чмоканье заглушали все звуки долины. Туча двигалась по земле, и за ней не оставалось ничего, кроме слизи. Нет, здесь не смог бы выжить никто, кроме самих живоглотов! А дядя так и не успел пожить, наконец, с двумя руками!

Картинка погасла – должно быть, живоглоты испортили следящий шар. Сафи почувствовала, что снова теряет сознание, но Геранд подхватил ее, пачкая и без того грязное платье кровью. Что у него с рукой? Наверное, ее надо лечить! Сафи мгновенно пришла в себя и размотала рубашку на руке повелителя вещей. Рана была какая-то странная, будто кожу содрали с руки широкой полосой от запястья до локтя. Но это же от присоски живоглота! Как он вообще еще стоит на ногах! И у них совсем нет еды, чтобы восполнить силы!

– Воздухом, огнем, водой

Жизни вечно молодой…

Голос сорвался, ноги Сафи задрожали, голова закружилась, и только руки Геранда помешали ей упасть снова.

– Возьми камни, – проговорил он. Ожерелье из голубых камней поднялось со стола и повисло перед ее лицом. Сафи надела его и снова взялась за раненую руку.

– День идет, и ночь уходит,

Время лечит, пятна сводит…

С камнями сил хватило не только на то, чтобы унять кровь и вырастить новую кожу на раненой руке – она и сама как будто поела и отдохнула. Что за сила скрыта в них? Что они такое? Этого даже дядя не знает…То есть, не знал… Дяди нет, и теперь у нее никого не осталось! Нет, какие-то родственники в Рошане есть, но она их даже никогда не видела! Что ей делать теперь, куда идти? Но если честно, то пока наверху живоглоты, она вообще ничего не может сделать, кроме как погибнуть в их прожорливых воронках! Но куда она идет сейчас? Сафи даже не заметила, как это произошло. Поддерживая, Геранд подвел ее к столу усадил на ящик, а сам снова взялся за белые ручки на столе. Сафи уже не плакала, но не могла думать ни о чем, кроме живоглотов. Дядя Аль сказал, что это исход, что золотой поток, текущий по дороге в долину, это живой огонь, но тогда…

–Геранд, а если живоглоты действительно перворожденные?

Геранд дал подземелью какую-то команду, и на стене появился чертеж, который она уже видела в зале. Да, вот Безымянная Гора, вот проход под ней и выход наружу… А вот ярко-красное кипение в подземных ходах под Безымянной и золотистые выплески наружу. Это они, живоглоты, те, кто отнял у Сафи все! И они определенно перворожденные, а Безымянная – место исхода.

Геранд всматривался в чертеж, будто искал там надежды и совета, и Сафи поняла – он так же напуган, как она. А кто не испугался бы, когда бессмысленные скоты грозят сожрать все вокруг! И вдруг, будто получив, наконец, совет, повелитель вещей взялся за белые ручки на столе и начал отдавать беззвучные команды.

Огненные трубы выдвинулись со своих мест и поднялись к потолку, взрывчатые шары встали в цепочку, готовые к бою. Окно открылось, и огненные струи, прорезав толщу зеленой тучи, рванулись вверх. Шары полетели за ними, один за другим вылетая из окна и взрываясь прямо над ним от прикосновений живоглотов. Изображения, переданные следящими шарами на стену, становились все более неразборчивыми и мутными, как будто шары со всех сторон покрывались слизью. Золотые лучи огня метались по зеленой туче, прорезая в ней окна, но те мгновенно затягивались новыми живоглотами.

Чертеж был все еще на стене, красное кипение в углу не утихало, Безымянная извергала новых перворожденных, и этому не видно было