– Не пугайся, это ненадолго. На бал не опоздаешь. Просто есть для тебя подарочек ко Дню медика.

– Надеюсь, не галстук за пять тысяч долларов?

Донской рассмеялся и легко поднялся с кресла.

– Лучше. Идем, только не лопни по дороге от любопытства.

Через две минуты они были во флигеле, и Донской заглядывал в кабинет главного.

– Можно?

– Даже нужно, – ответил Шамановский.

Он сидел за рабочим столом и курил, стряхивая пепел в чашку с недопитым чаем. Перед ним лежала стопка конвертов, и Гриша подумал было, что в его адрес пришла какая-нибудь приятная весточка из-за границы. После визита французов и их восторгов он ждал чего-то подобного.

– Садись, – сказал главный. – А то упадешь от радости или удивления...

Гриша опустился на стул, окончательно заинтригованный. Донской остался стоять, с любопытством поглядывая на него.

– Что ж... – проговорил главный, утопив окурок в чашке. – Ты у нас достаточно много поработал, парень, и мы уже сделали кое-какие выводы.

– Какие? – осторожно спросил Гриша. Слова главного звучали двусмысленно.

– Хорошие. Я бы сказал, отличные. Работаешь много и честно, никуда не рвешься и, что особенно важно, приносишь моему делу реальную пользу. И наши маленькие секреты ты знаешь. Я надеюсь, ты будешь с нами еще долго. Или я не прав?

– Я тоже надеюсь, – ответил Гриша.

– Тебя все устраивает? Может, есть какие-то просьбы.

– Есть, – сказал Гриша, чуть подумав. – По работе, насчет новых установок. Я уже говорил.

– И это все? – спросил Шамановский, внимательно глядя ему в глаза.

Гриша пожал плечами. Ему нечего было просить.

– Хорошо, – сказал главный. Не отрывая от Григория внимательного взгляда, он достал из ящика стола и положил перед собой небольшой бумажный пакетик. – Возьми. Посмотри, что там.

Внутри лежала цепочка и медальон. Точно такой, как висел на груди Шамановского в ту ночь. Простая металлическая пластина, похожая на армейский жетон.

Гриша покрутил его в руках, вопросительно посмотрев на главного.

– Это есть у каждого моего сотрудника, которому я вынужден что-то доверять. У каждого, в чьей верности я заинтересован, – сказал Шамановский. – Потяни за цепочку.

Медальон с тихим щелчком раскрылся, словно маленькая книжечка. На полированном металле была выгравирована всего одна фраза:

«ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ГАРАНТИРУЕТСЯ КАЖДОМУ, КТО В СЛУЧАЕ МОЕЙ СМЕРТИ НЕ ПОЗЖЕ ТРЕХ СУТОК ПОЗВОНИТ ПО ТЕЛЕФОНУ...»

Дальше шел номер. На второй половинке было обозначено то же самое, но по-английски.

– Ты понял, что это? – спросил Шамановский.

– Кажется, догадываюсь...

– Ну, смелее! – Главный усмехнулся.

– Если я погибну, – тихо проговорил Гриша, – и кто-то позвонит, чтобы сообщить об этом... То вскоре я очнусь, видимо, в одной из ваших ванн.

– Совершенно верно, парень. Эта побрякушка – твой медицинский полис. Лучший полис из всех, что есть на планете. Надень его на шею и не снимай никогда. Что бы с тобой ни случилось – попадешь под машину, отравишься водкой или забудешь надеть парашют, – мы тебя вытащим. Я дарю тебе вторую жизнь. Но тебе придется ее отработать. Хорошо отработать. Верой и правдой.

– А если я... Если это случится не здесь, а в другом городе, другой стране?

– Пусть это тебя не заботит. Мои люди сделают все – найдут, привезут, даже уладят формальности. А поскольку ты тоже принадлежишь к числу моих людей, то и к тебе могут обратиться за помощью, если кому-то из нас она понадобится. Будь готов к этому днем и ночью. Такой же медальон ношу и я, – Шамановский ткнул себя пальцем в грудь, – и еще половина наших работников. Каждый, кто рассчитывает на помощь, должен уметь оказать ее другому.

– Конечно.

– Запомни кодовое слово – «Феникс». Если тебе позвонит диспетчер и назовется этим словом, ты должен бросать все дела и выполнять то, что скажут. Это очень серьезно.

– Хорошо.

– Ну и конечно, страховка аннулируется, если ты вдруг... Ты понимаешь, да?

– Да.

– Ну, надевай.

Длина цепочки была специально подобрана так, чтоб медальон открывался, когда его пытаются снять. Полированный металл холодил кожу, чувствовалась его тяжесть.

– А если я его потеряю?

– Думаю, найдем выход из положения. Дело не в этой железке, а в тебе. Можешь на всякий случай носить в кармане и записку с номером телефона. Еще есть вопросы?

Гриша не задумывался – вопрос всплыл сразу же.

– Я могу передать страховку кому-то еще?

– Сначала спроси у себя, захочешь ли ты этого. И не сейчас спроси, а позже, когда привыкнешь к этой безделушке. Ты – парень, конечно, добрый, но... Жизнь у всех одна, а у тебя – две. Рассуди по уму.

– Не помню случая, когда кто-то передавал страховку, – добавил Донской. – Чем угодно можно делиться, но не этим.

– Почему же? – проговорил Шамановский. – Если он очень захочет, никто ему не помешает. И я не стану.

– Только не забывай, – сказал Донской, – страховка выдается один раз. Только один, безо всяких исключений.

– Оба свободны, – сказал главный и склонился над бумагами, моментально отключившись от посетителей.

* * *

И снова ему казалось, что это обман, который в самый неожиданный момент может раскрыться. Ловкий фокус, очень правдоподобный, но основанный лишь на маленьком секрете, скрытом в рукаве исполнителя. Думать так было проще и легче, чем считать клинику прибежищем сверхъестественных сил, храмом нечеловеческих возможностей и тайн.

Григорий никак не мог принять мысль, что теперь ему можно ВООБЩЕ НЕ БОЯТЬСЯ СМЕРТИ. «Нет, не может быть, – говорил он себе, – что малоизвестный биолог по фамилии Шамановский взял и отменил основной инстинкт любого живого существа – инстинкт самосохранения. Не может быть, чтобы маленький кусочек металла, висящий на груди, мог защитить от любой опасности – болезни, убийства, катастрофы».

Что-то переменилось в тот момент, когда холодный металл цепочки обнял шею. Не только внутри Григория, но и в мире, окружающем его. Город стал немного другим. Люди все так же струились по улицам, крутили баранки своих машин, готовили ужин в квартирах, включали телевизоры, но все они остались будто позади, словно в каком-то полузабытом черно-белом фильме. Это были обычные люди.

По пути к Светлане Григорий поминутно через рубашку прикасался к медальону. Не было радости, не было торжества и чувства превосходства. Было лишь какое-то оцепенение. Ощущение победы, достигнутой запрещенным приемом. Тревога, которую может испытывать нищий, найдя на дороге несметные сокровища.