Что такое рынок, точнее, эпоха первоначального накопления капитала, Варваре объяснил не Карл Маркс, а собственный муж Игорь, когда создал свой первый страховой бизнес, освобождающий людей от коммунистических предрассудков, а заодно и от накопленных сбережений. Варвара забила тревогу, но Игорь ее успокоил: «Перекраснеемся». Обычно люди расходятся, когда муж говорит: «У меня есть другая женщина». А тут он, по сути, сказал ей: «У меня есть другая жизнь», где все по-другому, где можно не то, что было позволительно прежде, где хочется не того, чего хотелось прежде, где другие горизонты, соблазны, риски. И там дуют совсем другие ветра, под которые Игорь с радостью подставил свое лицо. А Варвара подставила свой затылок, склонившись над своим огородом в стремлении оберечь и сохранить его. В этом огороде она вырастила детей, гавайские шорты, лыжные палки разных ростовок, плещущий кипятком чайник. Никто не проиграл. Каждый выиграл. Просто они играли в разные игры.

А Игорь плыл по этой реке дальше. Но плыл, видимо, против течения. Деньги, за которые он «перекраснелся» и которые вложил в строительный рынок, отжал некий Штырь. Бандит из Анжеро-Судженска показал, кто в доме хозяин. Рэкетиры хозяйничали в стране до безобразия вольготно, ведь за окном мелькали «лихие» девяностые. Против лома нет приема, а против Штыря, вооруженного паяльником, тем более. Все, чем мог Игорь Лукич отомстить Штырю, была связь с Ариной, звездой Анжеро-Судженска. Но на небосклоне Москвы эта звезда смотрелась странно. И связь их была такой же странной. Они были слишком разными, чтобы мирно сосуществовать, и слишком схожими в потребности жить как на вулкане. Мучили и мучились, даже, наверное, ненавидели друг друга, но это крепко удерживало их вместе, потому что биться и сражаться было для них такой же естественной формой совместности, как для других людей пить чай и смотреть телевизор в четыре глаза. Роли палача и жертвы менялись, как картинки в веселом калейдоскопе. Выйти из игры не было сил, слишком бередящей душу была эта игра.

Тем временем Игорь разобрался со всеми подводными течениями реки под названием «Рынок» и нашел балбеса Сережу, все достоинства которого сводились к его родословной – Сережа был сыном высокопоставленного милиционера. Теперь Штырь не мог подойти на пушечный выстрел, а тем более дотянуться паяльником. Изображая партнерство, Игорь кормил этого Сережу, как птенчика, отрыгивая в его желтоклювый рот долю от продажи стратегического металла в Прибалтику. Металл был отлит в форму сепараторов, но молоко ни разу не осквернило этот благородный металл. Сепараторы шли под пресс, а Прибалтика становилась крупнейшим экспортером цветного металла. Река под названием «Рынок» имела причудливые изгибы. Дело было поставлено так хорошо, что Игорь заработал много денег, Сергей приобрел маниакальную веру в свои деловые способности, а папа-милиционер – врагов и завистников. Финал был закономерен. Игорь оторвался от этой компании и поплыл дальше налегке, обремененный лишь опытом и деньгами. Сергей, ставший с годами Викторовичем, из всех видов искусств предпочитал разговоры про бизнес, которые привели его в бомбоубежище, где гнила капуста и кокетливо гарцевала кладовщица Зина. А папа-милиционер, не выдержав конкуренции, слетел с высокого кресла. Ведь у его коллег тоже были дети, и отцы активно работали локтями ради их будущего.

Отоваривая сепараторы в направлении Прибалтики, Игорь познакомился с веселым Максом, смотрящим на мир сквозь цветное стекло пивной бутылки. Парень он был не ленивый и связи среди таможенников наработал приличные. Знал все неписаные законы жизни российской таможни. И главный закон состоял в том, что фильм «Белое солнце пустыни», конечно, шедевр, но только фраза царского таможенника «За державу обидно!» какая-то старорежимная. Морально устаревшая фраза, однако. Новоиспеченные партнеры гнали фуры через таможню, как через дырку в заборе, со свистом и размахом, отщипывая в пользу государства ровно столько, сколько было не жалко. А в пользу таможенников столько, сколько они просили.

На счетчике тикали последние годы «лихих» девяностых, первого десятилетия новорожденной России. Игорь с Максом проводили их без сожаления и с надеждой встретили «стабильные» нулевые. И все было бы хорошо, если бы пивная бутылка не стала для Макса той оптикой, без которой он уже не мог смотреть на мир. Без цветного стеклышка жизнь казалась ему блеклой, некрасивой, даже уродливой в своей белесости и бесцветности. На том и расстались. Игорь продолжал переть вперед, подгребая под себя барашки денежных волн, а Макс остался позади, обзаведясь новыми привычками и друзьями. Например, попинать мяч под шутки затейника Вени.

Разбогатевший Лукич стал озираться по сторонам в поисках подруги жизни. Арина не годилась, она была скорее партнером по психологическому спаррингу. Да и родословной не вышла. Не могут же его дети ездить на каникулы к бабке в Анжеро-Судженск. Чему их там научат? Материться? Частушки петь?

И тут в поле его зрения вплыла роскошная Лера. В ней все было прекрасно: и лицо, и руки, и ноги. Глядя на них, можно было забыть про мысли и душу. Дополнительным бонусом шла потенциальная теща – образованная и интеллигентная женщина, заведующая литературной частью провинциального ТЮЗа. К такой и на каникулы можно отправить, ТЮЗ плохому не научит. Если бог детей даст.

Но самым притягательным обстоятельством в этой истории было замужество Леры. Бесхозные женщины смотрели на Игоря Лукича жадно и с надеждой, так смотрят беспризорные дети на потенциальных родителей. Они жарко дышали на него, и он инстинктивно отодвигался. А Лера смотрела насмешливо и игриво, как девочка-шалунья на фантике конфеты «Ну-ка, отними». Ее хотелось немедленно отнять и съесть, всю, целиком. Пикантность ситуации придавало то обстоятельство, что ее муж, Виталий Петрович, обладал массой достоинств. Бизнесмен с большой буквы, балагур и жизнелюб, обаятельный мужчина и щедрый советчик. Игорь подружился с ним, что возвело обыкновенный адюльтер в статус высоковольтного романа. Увести жену от такого мужа мог только самый высокопородистый мачо, такой, что пробы негде ставить. На этот соблазн и повелся честолюбивый Игорь. Достоинства мужа придавали Лере особый вес и притягательность, делали обладание ею почти невозможным. Но это «почти» было такое обнадеживающее, что Игорь дерзнул. И получил. Отнял. Съел. Всю, целиком, как и мечталось. И закашлялся. Внутри эта конфета оказалась никакой, разочаровывающе безвкусной. Игорь, похоже, обалдел от такого открытия. А Петрович наверняка подмигнул ему, дескать, терпи, я терпел и тебе велел.

В благодарность за избавление от Леры Виталий Петрович поделился с другом стратегическим видением футбольной игры: мяч летит в сторону сельского хозяйства, не упусти, будь там первым. Как раз государство стало раздавать «дешевые» кредиты на строительство животноводческих комплексов. Петрович вложился в курятину, а Игорь решил стать хозяином молочных рек.

Ну а дальше выяснилось, что у молочных рек действительно кисельные берега. Скользкие, раскисшие, топкие, вязкие, непросыхающие. Как в половодье, которое все длится и длится, никак не сменяясь жарким летом. Типично русские берега, если только их не сковывают гранитными набережными столичного фасона. И тогда Игорь Лукич сделал два важных вывода.