Я снова почувствовала, как меня одолевает сон. Тяжелый, непреодолимый. Мне кажется, я заснула в ванне. Когда я открыла глаза, вода остыла, а Л. смотрела на меня, сидя на табурете. Без единого слова она сходила за банной простыней. Она помогла мне вылезти из воды и добраться до кровати. Думаю, она же надела на меня пижаму. Я окоченела.

Ранним утром зазвонил мой мобильник. Я узнала звонок Франсуа, но не нашла телефон возле кровати. В спальню вошла Л. и взяла мобильник, лежавший на столе, вне моей зоны досягаемости. Я слышала, как она несколько раз повторила «алло, алло», а потом вышла в сад.

Позже она сказала, что говорила с Франсуа и предупредила его, что я больна. По всей вероятности, пищевое отравление. Он встревожился, но она успокоила его. Она обещала держать его в курсе, пока я сама не смогу это делать.

Начиная с этого момента я утратила всякое понятие о времени. Л. приносила чай или теплое молоко, иногда бульон. Когда я пила, она поддерживала мне голову. Приступы рвоты прекратились, но во рту остался металлический привкус. Между двумя визитами Л. я спала. Часами, долгим тяжелым сном, с которым я не могла бороться. Я погружалась в этот сон, вязкий, плотный, почти болезненный. Просыпаясь, я видела, что наступил день или ночь, иногда я потела, иногда коченела от холода. А Л. была рядом, почти каждый раз, неподвижная и внимательная. Я вставала, чтобы, держась за стены, сходить в туалет в другом конце коридора. Я не знала, сколько времени нахожусь в таком состоянии. Как-то вечером у меня не было сил встать. Л. сама взялась поменять мокрые простыни.

Я попросила Л. предупредить Луизу и Поля, чтобы они не волновались, что от меня нет вестей. Она сказала, что уже сделала это.

Время стало неразличимым.

Я и теперь не знаю, сколько это продлилось: два дня, четыре, шесть?

Как-то ночью я проснулась и поискала свой телефон. Я посмотрела вокруг: его не было.

В тот момент я поняла, что Л. держала его при себе, и у нее было достаточно времени, чтобы прослушать все файлы. Я скопировала их в компьютер, чтобы сохранить, но не стерла в телефоне.

Волна страха охватила меня.

Разумеется, Л. знает.

Разумеется, она поняла.

Но было слишком поздно. Слишком поздно для всего.

У меня уже не было сил рассказать ей про книгу, которую я хотела написать. У меня уже не было сил убедить ее или извиниться.

Как-то вечером в полусонном состоянии я услышала звонок у входной двери. Кому-то удалось пройти через ворота и оказаться возле дома. Звонок раздался несколько раз, я услышала шаги Л. по коридору, прямо перед моей дверью. Она несколько минут постояла, но не открыла.

Возможно, Франсуа поставил в известность какого-нибудь друга или соседа. Кто-то забеспокоился. Кто-то пришел посмотреть. Наверное, заглянул в окно. Мог заметить следы нашего присутствия.

Если только Л. не закрыла все ставни.

В тот же вечер мне не удалось выпить принесенный Л. бульон. Тошнота была такой сильной, что я не могла глотать. Она настаивала, и я расплакалась. Я умоляла ее, говорила, что не могу, она должна мне поверить, это не от нежелания. Л. смягчилась.

Ночью я почувствовала себя менее одеревенелой. Я встала, чтобы дойти до туалета, и заодно попила. Струйка воды текла из крана, я прильнула к нему на несколько минут.

Я проснулась очень рано и встала до прихода Л. Я немного лучше держалась на ногах. Потренировалась ходить возле кровати. Мелкими шажками. Теперь я безболезненно могла опираться на шину. Услышав приближение Л., я снова легла. Голова немного кружилась. Она вошла в спальню с подносом. Поставила его передо мной и села на кровать. Я выпила всего несколько глотков шоколада, сославшись на то, что он просится наружу. Я сказала, что у меня болит живот, и заметила недовольство в глазах Л. Я попросила ее оставить чашку возле меня и пообещала выпить, как только смогу.

Чуть позже я услышала, что Л. разговаривает по телефону. Воспользовавшись этим, я вылила шоколад в унитаз. Мне удалось бодрствовать часть утра.

Именно тогда я поняла, что Л. меня отравляла.

Весь день я отказывалась поглощать то, что она мне приносила. Я сделала вид, что очень слаба, чтобы вытянуться и проспать до вечера. Лежа с закрытыми глазами, я мысленно искала выход. Я вспомнила, что Франсуа хранил запасную связку ключей в кухонном ящике, и там я могла найти ключ от ворот. Но туда еще надо было добраться. Но как сбежать, чтобы она меня не заметила? Чтобы не догнала?

Вечером Л. пришла с новым подносом. Она приготовила суп-пюре из тыквы. Она приподняла меня, чтобы я оперлась спиной о подушки. Тоном, мягкость которого не скрывала угрозу, она попросила меня сделать усилие. Держа в руке глубокую тарелку, она попробовала накормить меня.

Ловким, уверенным движением она, как ребенку, подносила ложку к моему рту. Тут я заметила, что она снова пользуется правой рукой. Притворство закончилось.

Мы перестали быть двумя похожими существами со множеством совпадений, с похожими историями, перестали быть подругами, чьи поступки подчинялись одним порывам, совпадали. Нет. Мы были совершенно разными людьми, и одна была во власти другой.

Как если бы она читала мои мысли, Л. прошептала:

– Я сделала все, чтобы помочь тебе. А ты все испортила.

Я проглотила пару ложек супа и сказала, что больше не могу. И больше не открыла рот. Л. оглянулась вокруг, будто искала приспособление, чтобы разжать мне челюсти. Мысль засунуть мне в рот ложку врезалась ей в мозг, я была уверена. И еще ей очень хотелось дать мне пощечину. Она злобно выдохнула, взяла тарелку и вышла. Я подумала, что она сейчас вернется с десертом или травяным чаем, но в тот вечер я ее больше не видела.

Л. не станет долго терпеть мое сопротивление. Если я буду продолжать, она найдет другой способ лишить меня сил. При этой мысли меня захлестнуло чувство страха.

Я не могла ждать.

Мне необходимо было выбраться из дома.

Мне необходимо было добраться до ворот.

Оказавшись на улице, я остановлю первую попавшуюся машину.

* * *

Уже давно наступила ночь, когда пошел дождь. Сильный, яростный, он молотил по плитам двора. Из спальни я слышала порывы ветра и вдали – шум хлюпающих по лужам шин. Не знаю, снились мне эти машины или я их слышала. Я не знала, смогу ли преодолеть расстояние, отделявшее нас от деревни. Закрыв глаза, я представляла себе свой промокший силуэт с поднятыми руками посреди дороги в свете фар. Я представляла, как остановится машина, откроется дверца, и я буду свободна.

Я нечаянно заснула.

Когда я снова проснулась, все стихло. Я не представляла, который час, но думала, что Л. уже легла. Как все предыдущие ночи, она оставила открытой дверь своей спальни, чтобы слышать малейший шум.

Вероятность того, что мне удастся встать и дойти до кухни, не разбудив ее, была ничтожной. Я это знала. Шина стучала по полу, а костыли исчезли.