Вероятность того, что мне удастся достать ключи из ящика, выйти из дома и открыть ворота так, чтобы она не проснулась, была равна нулю. Но выбора не было.

Поверх футболки, которая была на мне, я натянула свитер. Под рукой не оказалось никакой другой одежды. Чемодан, в котором мы привезли мои вещи, исчез. Л. забрала все.

Я села на кровати и просидела так несколько минут, почти не дыша. Я не решалась даже сглотнуть слюну. А потом собралась с силами и встала.

Я дошла до кухни, открыла ящик, взяла ключи. Я слышала собственное дыхание, сбивчивое и болезненное.

Я вышла, почувствовав ледяной дождь на своих бедрах. Шина погружалась в асфальт с металлическим скрежетом. В считаные секунды мои волосы промокли и хлестали по лицу. Мне было трудно идти против ветра. Я попыталась бежать, но боль была слишком сильной.

Я добралась до ворот. И в тот же момент поняла, что машины Л. нет. Я оперлась о стену, чтобы отдышаться. Под порывом ветра шумно зашелестели листья ивы. Будто посыпалось битое стекло.

Не оборачиваясь в сторону дома, я отперла ворота, хромая, вышла на дорогу и направилась в сторону деревни.

Л. непременно сидела в машине где-то, заглушив двигатель, и поджидала меня. Я была уверена, что с минуты на минуту услышу, как тронется ее автомобиль, появится из тьмы и двинется на меня.

Так вот каков был ее план. Позволить мне сбежать полуголой, поймать меня в свет своих фар и сбить, как кеглю.

Я шла вдоль дороги, несмотря на усиливавшуюся с каждым шагом боль. Из-за дождя я ничего не видела, кроме горящего вдали окна, выделявшегося в темноте.

Я уже была в нескольких метрах от первых деревенских домов, когда упала в канаву, вырытую для канализации на обочине дороги. Я ничего не помню, кроме грязи и ощущения обвала. Я потеряла сознание.

Я сохранила смутное воспоминание о поездке в скорой помощи. Сегодня я представляю только спасательное одеяло[16], золотистое и сверкающее в свете мигалки. Ощущение носилок под моей спиной. Скорость пикапа.

Я очнулась в палате больницы в Шартре. Вскоре вошла медсестра. Она рассказала мне, что произошло. Она сказала, что «мой муж» уже едет или, скорее, летит, его кто-то предупредил.

Под утро меня обнаружил один из рабочих с муниципальной стройки. Врач сказал, что упала я, без сомнения, незадолго до того, как он нашел меня, иначе мне было не выжить. Я находилась в состоянии опасного переохлаждения.

Мне не задали ни одного вопроса, почему я оказалась на дороге в пижамных штанах и свитере за несколько часов до рассвета. Мне сказали, что у меня есть время поразмыслить об этом. Дали таблетки от боли и снотворное.

Шину на ноге заменили синтетическим сапогом. Выдали новые костыли. До приезда Франсуа я почти все время спала.

Наутро я обнаружила его у своей постели. Он осунулся, выглядел встревоженным. Он сжал меня в объятиях. Мне необходимо отдохнуть. Главное – что я здесь, живая и невредимая.

Позже я узнала, что в моих токсикологических анализах были обнаружены следы нескольких снотворных и крысиного яда.

Позже, когда было решено, что пришел момент спросить меня, что произошло, я поняла, что весь медицинский корпус и, без сомнения, Франсуа были убеждены, что я сама проглотила эту смесь. А потом испугалась и среди ночи отправилась за помощью.

* * *

Л. уехала еще до того, как я вышла из дома. Она оставила меня одну, с возможностью бежать, но также и с возможностью уснуть, чтобы никогда больше не проснуться.

Л. исчезла из моей жизни так же, как появилась в ней. Я прекрасно понимаю, что такая фраза создает ощущение дежавю. Она позволяет подумать, что история закончилась, что теперь это всего лишь воспоминание. Что в процессе рассказа она приобрела форму смысла – если не решения. Факт в том, что Л. исчезла, не оставив следов.

Мне понадобилось много недель, чтобы согласиться вернуться в Курсей. Я ждала, когда мне станет лучше, когда я снова буду нормально ходить. Буду способна победить чувство страха, охватывающее меня при одной мысли шагнуть за ворота.

Когда Франсуа впервые вернулся туда, я еще была в больнице Шартра, он обнаружил дом в прекрасном состоянии. В посудомойке чистая посуда, везде порядок. Все было безупречно. Сложено, убрано, поставлено на место. Л. успела отключить воду, вынести мусор, убавить отопление. Она организовала свой отъезд и позаботилась оставить после себя чистоту. В комнате, где она спала, один голый матрас. Простыни были выстираны, высушены и сложены в шкаф, так же как и полотенца. Сантехника блестела.

Зато следы нашего пребывания можно было обнаружить в моей спальне: незаправленная кровать, пустые грязные чашки, брошенная на пол футболка.

Франсуа так и не нашел ни моего чемодана, ни телефона и вообще ничего из привезенных мной вещей.

Когда я попросила Франсуа точно пересказать мне, что ему ответила Л. в тот вечер, когда она вместо меня взяла телефон, я заметила, что он усомнился в моей памяти. Я услышала этот снисходительный тон, которым он мне объяснил, что никогда не разговаривал с Л. по телефону, ни в тот вечер, ни позже. Таким полным предосторожностей тоном обычно разговаривают с сумасшедшими, чтобы привести их в чувство.

Франсуа рассказал мне, что действительно пытался связаться со мной, но я не снимала трубку и не подавала признаков жизни. Позже он попал непосредственно на мой автоответчик, мобильник был отключен. Он забеспокоился. Не было и дня, чтобы мы с ним не разговаривали. Наконец, вечером он позвонил своему другу Шарлю, жившему на другом конце деревни, чтобы тот сходил посмотреть. Когда Шарль перелез через забор, в саду не оказалось машины, в доме было темно, и все ставни были закрыты. Из этого Франсуа сделал вывод, что мы вернулись в Париж (разумеется, Л. и хотела, чтобы он именно так подумал). Чуть позже его пронзила мысль, что у меня может быть любовник. А потом, в то утро, когда меня нашли, ему позвонил секретарь мэра, и он сел на первый же самолет.

Через несколько дней после этого разговора Франсуа попросил еще раз рассказать ему, как я познакомилась с Л.

Я снова рассказала про ту вечеринку у подруги Натали после Книжного салона и про женщину, которая подошла ко мне.

Франсуа казалось странным, что он никогда не встречал ее. Все то время, что я общалась с Л. в Париже, когда она жила у меня, как могло случиться, что они ни разу не столкнулись?

Действительно, так уж сложилось, что и раньше по самым разным причинам я приходила к нему гораздо чаще, чем он ко мне. А уж в тот период, когда у меня жила Л., я сделала все возможное, чтобы он ни разу не пришел ко мне.

Он снова попросил объяснить, почему я вдруг решила поехать с ней в Курсей, почему не предложила этого кому-то другому, более близкой, более надежной подруге. Какой марки была ее машина, по какой причине она оказалась на месте моего падения, как смогла освободиться, вот так, вдруг? Почему мы жили с закрытыми ставнями? Почему она отключила мой мобильник?