Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ахенский договор, в 1748 г. завершивший Войну за австрийское наследство, был скорее перемирием, чем миром. Мария Терезия тут же принялась выстраивать новые союзы в безуспешных попытках выбить Фридриха из Силезии. До тех пор Франция была главным врагом Габсбургов. Теперь, однако, императрица поняла: «что бы кто ни думал о Франции, но прусский король куда более опасный наследственный враг Австрийского дома». И потому согласилась с графом (впоследствии князем) Кауницем, ее главным представителем в Ахене, а затем — первым министром, который в 1749 г. рекомендовал разорвать союз с морскими державами Британией и Республикой Соединенных провинций, а вместо этого попытаться прийти к соглашению с Людовиком XV. Французский король отнесся к авансам Австрии с объяснимым подозрением, но влияние его фаворитки мадам де Помпадур и вспыхнувшая война с Англией в Северной Америке изменили отношение Людовика к «дипломатической революции»[307].
Впрочем, Фридрих, верный себе, первым нарушил мир. Ошибочно полагая, что саксонский курфюрст вступил в союз против него, Фридрих в 1756 г. вторгся в Саксонию. В последовавшей за этим Семилетней войне (1756–1763) Габсбурги должны были одержать победу. Помимо Франции Мария Терезия могла рассчитывать на помощь Швеции, России и большинства князей Священной Римской империи, так что численность союзных армий достигала полумиллиона штыков — вдвое больше, чем мог выставить Фридрих. Однако все успехи, включая взятие Берлина венгерскими гусарами в 1757 г., оказались упущены, так как военачальники императрицы были обучены вести только оборонительную войну и не решались переносить боевые действия на территорию противника. В итоге Берлин был оставлен в обмен на контрибуцию, включавшую две дюжины пар перчаток для императрицы. Людовика XV между тем отвлекли успехи Британии в Северной Америке и Индии, и ему пришлось перенаправить ресурсы из Европы на заморские театры военных действий. Наконец, отступничество России, разорвавшей в 1762 г. союз с Габсбургами, заставило императрицу искать мира и вновь согласиться с потерей Силезии[308].
«Дипломатическая революция» Кауница ненароком превратила Британию в главную мировую державу и подтвердила упадок французской военной мощи, но не принесла никаких выгод Марии Терезии. По иронии судьбы свои основные территориальные приобретения та получила, действуя заодно с Фридрихом II. В 1770 г. она с согласия Фридриха захватила польскую пограничную область Спиш, а двумя годами позже вместе с Россией и Пруссией поучаствовала в первом разделе Речи Посполитой (дальше последуют еще два раздела, в 1793 и 1795 гг., которые сотрут это государство с карты Европы). Мария Терезия понимала, что ее политика «безнравственна», да и Кауниц считал ее «постыдной», но, как говорил об императрице сам Фридрих, «она берет с плачем и, чем горше плачет, тем больше берет». В самом деле, Мария Терезия выиграла от этого раздела Польши больше, чем и Фридрих, и российская императрица Екатерина Великая, добавив к своим владениям территорию в 83 000 кв. км с населением 2,6 млн человек. К концу правления население ее центральноевропейских земель достигло почти 20 млн[309].
Примерно половину своего царствования Мария Терезия вела войны. Для военных успехов были жизненно необходимы финансовая реформа и эффективное распределение ресурсов. Послушав одаренного управленца графа Гаугвица («Воистину, этого человека мне послали небеса!»), императрица повысила налоги, связала сословные съезды своих владений десятилетним договором, чтобы с ними не приходилось торговаться ежегодно, и заодно отобрала у них многие финансовые функции. На ропот депутатов она отвечала жестко. Недовольным членам ландтага Крайны она писала о налогах так: «Корона положительно приказывает вам одобрить эту сумму добровольно». В конституции, которая в 1775 г. была дарована аннексированной ею части Речи Посполитой — теперь громко называемой Королевством Галиции и Лодомерии, императрица точно так же отказала сейму в праве влиять на налогообложение. Когда от них требуют денег, объясняла императрица, депутаты не должны спрашивать: «Надо ли?» — они должны только думать, где взять[310].
Сословные съезды слабели во всех владениях Марии Терезии. Либо они превращались в чистую церемонию, собираясь лишь на несколько часов в году, либо становились подразделениями центрального правительства, решавшими мелкие административные вопросы, наблюдавшими за условиями жизни в сельской местности и отвечавшими на бесчисленные декреты, циркуляры и распоряжения, поступавшие из центра. Даже венгерское государственное собрание не созывалось после 1765 г. ни Марией Терезией, ни ее сыном и наследником Иосифом II. Политика опустилась на одну ступень ниже, в местные администрации округов. Хотя и они могли проявлять упрямство, обычно чиновники в округах и городские магистраты делали, что приказано, зная, что чрезмерное сопротивление чревато прибытием войск и инспекторов. Пожалуй, из всех габсбургских королевств только в Венгрии еще правили не чиновники, а дворяне, но и те уже нервно оглядывались через плечо[311].
На вершине административной пирамиды располагался стремительно растущий центральный бюрократический аппарат, во главе со «сверхминистерством», объединившим ряд институтов, прежде путавших свои обязанности и дублировавших друг друга. Этот орган, впервые учрежденный Гаугвицем в Чехии и Австрии в 1749 г., получил название «Директория администрации и финансов». Впоследствии эти две задачи разделили, так что финансы вернулись в ведение имперского казначейства, а Директорию переименовали в Объединенную чешско-австрийскую придворную канцелярию. Ниже располагался второй ярус управленцев, провинциальные администрации или губернаторства, и третий — администрации округов. Сходились все нити предположительно в руках Государственного совета, учрежденного Кауницем в 1760 г. Семь членов совета должны были заниматься более масштабными вопросами государственной политики и заботиться об «общем благе». В Венгрии и Трансильвании сохранялись собственные канцелярии. С 1690-х гг. обе они располагались в Вене, в помещении над одной из городских таверн[312].
Правительство по-прежнему пребывало в зачаточном состоянии, а его ведомства были разбросаны по столице. До 1770-х гг. в большинстве из них не было установленного режима работы, и многие чиновники работали из дому (позже появились — хотя скорее на бумаге — рабочие часы с восьми утра до семи вечера семь дней в неделю с трехчасовым перерывом на обед, начинавшимся в полдень). Под влиянием Иосифа II управленческие действия и процедуры все больше формализовались. Он многого требовал от чиновников: они должны были класть жизнь на алтарь государственной службы, печься об общем благе, чураться взяток и иной личной выгоды, а также ежегодно проходить аттестации. За это они получали