большинстве работали в государственных учреждениях. То же самое относилось и к ученым, читавшим лекции и проводившим опыты на собраниях лож. Таким образом масонство скорее укрепляло бюрократическую вертикаль власти и способствовало распространению мнения, что перемены должны инициироваться сверху и осуществляться благородными и образованными масонами, которым поручено исполнять волю государя. На первый взгляд масонство в габсбургских землях было похоже на то, что один историк называл школой гражданской ответственности, а сами ложи напоминали «микроскопические гражданские общества». При более внимательном рассмотрении они, однако, оказываются отражением правящего режима, средоточием всех предрассудков и убеждений зарождающегося класса государственных чиновников. Масонство было «замкнутой системой», изнутри которой не просматривались никакие пути преобразования общества, кроме реформ, проводимых самим правительством[330].

Более века после Франца Стефана ни один из старших Габсбургов не вступал в масонские ложи. Не исключено, что масоном был племянник Иосифа II эрцгерцог Иоганн — он сыграл заметную роль в создании одного из псевдорыцарских орденов, заменивших ложи после запрета масонства в 1793 г. Определенно сочувствовала масонскому братству и сестра Иосифа II горбатая Мария Анна. Будучи настоятельницей монастыря в столице Каринтии Клагенфурте, она приютила масонскую ложу рядом со своим дворцом, собирала собственную коллекцию минералов и насекомых, а также проводила научные эксперименты в компании Игнаца фон Борна. Масонская ложа в Клагенфурте называлась в ее честь, но состояла ли сама эрцгерцогиня в какой-нибудь из женских «адоптивных лож», неизвестно[331].

Это, в общем, и не столь важно. Сменявшиеся габсбургские монархи могли, подобно Иосифу II, отвергать масонство, видя в нем лишь «шарлатанство» (Gaukelei), но и при дворе, и в правительстве их окружали масоны. Сам Шенбруннский парк красноречиво свидетельствует о том, какое влияние имели эти люди. У подножия холма, на котором стоит глориетта, восточнее Нептуна высится фонтан, увенчанный подобием древнеегипетского обелиска. На нем вырезаны псевдоиероглифы, будто бы описывающие триумфы Габсбургов (настоящие египетские иероглифы в то время еще не расшифровали). Но у основания стелы архитектор Иоганн Хётцендорф фон Хоэнберг, сам бывший масоном, поместил ряд символов братства: долото, молот, циркуль и наугольник. Подобно изображениям на обелиске, элитарные убеждения центральноевропейских масонов глубоко врезались в ткань габсбургской идеологии, еще больше закрепив принцип, согласно которому любые изменения должны спускаться сверху и осуществляться добродетельными членами бюрократического аппарата[332].

19

ВАМПИРЫ, ПРОСВЕЩЕНИЕ И РЕВОЛЮЦИЯ СВЕРХУ

В первой половине XVIII в. вампиры стали по-настоящему модной темой. В газеты и медицинские журналы просочились официальные документы, описывающие поверья о вампирах, распространенные в недавно занятых Габсбургами сербских областях. Почерпнутые из этих документов рассказы о пожирающей людей нежити, о вырытых из могил телах, сочащихся кровью своих жертв, об осиновых кольях и обезглавливании воспроизводились в кошмарных подробностях и смешивались со старинными быличками про оборотней и нахцереров (поедающих свои похоронные саваны мертвецов). Позже Вольтер вспоминал, что в Париже «с 1730 по 1735 г. все только и говорили, что о вампирах и о том, как на них охотятся, вырезая им сердца и сжигая их тела. Они были как мученики прежних времен: чем больше их жгли, тем больше их обнаруживалось»[333].

Из Сербии сообщения о вампирах распространились по Венгрии и Трансильвании. Необычные смерти и происшествия, вспышки чумы, а также находки мумифицировавшихся, а не разложившихся трупов всегда объяснялись одной причиной, после чего люди принимались за раскапывание могил. Изучением феномена вампиризма занимались многие образованные авторы, которые обнаруживали, что фактического подтверждения у этих историй нет, однако зачастую они подавали свои в целом взвешенные рассуждения в нарочито сенсационном виде. Михаэль Ранфт, автор впервые опубликованного в 1725 г. здравого исследования о том, жуют ли мертвецы свои саваны, через 10 лет доработал этот труд, добавив к нему подробный рассказ о сербских вампирах, и издал его в составе объемного «Трактата о мертвецах, жующих и гложущих в могилах, в котором раскрывается истинная природа венгерских вампиров и кровососов» (Ранфт полагал, что Сербия находится в Венгрии)[334].

Сообщения о вампирах приходили и из Моравии. В 1755 г. с согласия церковных властей крестьяне вырыли, обезглавили и сожгли тело некоей женщины, объяснив это тем, что по ночам ее труп нападает на жителей деревни. Это была четвертая за 30 лет эксгумация, разрешенная епископом Оломоуца, считая эпизод 1731 г. с выкапыванием из могил и сожжением тел семерых детей. Узнав об этом последнем случае, Мария Терезия отправила двух медиков провести расследование, но сама формулировка задания не оставляла сомнений в том, чего хотела от них императрица. Их отчет станет «большой услугой человечеству», напутствовала Мария Терезия своих посланцев, если поможет развеять заблуждения «легковерных людей»[335].

Результаты этого расследования передали Герарду ван Свитену, который обобщил их и впоследствии издал в виде брошюры. Ван Свитен совмещал при дворе Марии Терезии должности библиотекаря, личного врача и цензора. Рационалист до мозга костей, он отрицал сверхъестественное по той же причине, что отказывался носить парик: ни тому ни другому не было логического объяснения. Неудивительно, что ван Свитен объяснил моравское происшествие слухами и недоразумениями сродни страху перед черными кошками, в которых живут бесы, или вере в волшебные зелья и колдунов. Ван Свитен писал, что случаи обнаружения неразложившихся тел можно объяснить естественными причинами, в первую очередь холодной погодой. Аналогичным образом необычные симптомы часто оказываются проявлением хорошо известных болезней. Он сокрушался, что тела ни в чем не повинных людей выкапывали из могил, без нужды усугубляя скорбь их близких[336].

В 1755 г. Мария Терезия, ознакомившись с выводами ван Свитена, издала циркуляр, запрещающий церковным властям одобрять эксгумацию по причине «загробной магии». Как поясняла императрица, такие обвинения почти всегда продиктованы суеверием или корыстью. Священникам отныне вменялось в обязанность сообщать гражданским властям о подобных скандалах (а равно и о любых случаях явления призраков, ведовства или одержимости бесами) для их расследования медиками. Тем же циркуляром императрица заодно запретила и предсказывать выигрышные номера в лотерее[337].

Реакция Марии Терезии на слухи о вампирах — линза, через которую мы можем рассмотреть Просвещение и его влияние на политику в Центральной Европе. В первую очередь Просвещение означало разум и объяснение любых событий на основе законов природы и человеческого поведения. Назначение на расследование вампиризма в Моравии двух докторов, передача их отчета для окончательного анализа ван Свитену, а равно и выводы ван Свитена и императрицы — признаки просвещенного образа мысли, предпочитающего рациональное объяснение сверхъестественному. Мария Терезия охотнее объясняла слухи о вампирах не происками дьявола, а естественными причинами или злым умыслом вполне реальных людей.

Просвещение, однако, не было универсальным явлением