— Сам издохнешь, — яростно выдохнула Анна, плюнув в сторону брата. — Летим скорее, пока в замке не подняли тревогу!

Она подхватила узелок со своей ночной рубашкой и решительно выбежала на балкон, под дождь. В свете сверкающих молний изящная алая драконица расправила крылья, крича скрежещущим голосом от первой в ее жизни трансформации, и черный гладкий ворон взвился над ее головой.

* * *

Эрик уже много раз порывался отправиться в Суиратон, отыскать сорочьи яйца, но всяких раз Хлоя останавливала его.

Забравшись в постель, устроившись удобно в подушках, поглаживая округлившийся живот, она откинулась на спину и блаженно вздохнула. Но тревога не уходила из ее глаз.

— Робера так и не нашли, — поежившись, произнесла она. — Мне кажется, я вижу на себе его страшный взгляд. Прошу… не уходи! Только с тобой рядом мне спокойно, только с тобой рядом я не боюсь ничего.

— Ну, а как же вечная молодость? — вкрадчиво поинтересовался Эрик, устраиваясь рядом. — Твое положение отнимает у тебя много сил. Сорочье яйцо было бы очень кстати. Ты окрепла бы, и так было бы спокойнее мне.

Хлоя капризно надула губки и нетерпеливо завозилась в подушках, когда Эрик вкрадчиво распустил пояс ее халата, развел в стороны его полы и чуть коснулся губами бедра Хлои.

— Тебе не так страшно, как мне, — заметила она, наблюдая, как он оставляет дорожку влажных поцелуев по внутренней стороне ее бедра, добираясь до розового треугольника меж ее разведенных ног.

— Очень страшно, — возразил он, целуя ее между ног, любовно поглаживая тугой живот ладонями. — Как я могу не бояться, когда речь о тебе идет?

— Что это ты такое делаешь? — капризно поинтересовалась Хлоя, когда его ласки становились все настойчивее, а руки Эрика как-то незаметно для нее самой развели ее колени в разные стороны пошире. — Не очень-то честно заговаривать мне зубы, а самому… ох!

Он подхватил ее под бедра и чуть сдвинул к себе, чтобы устроиться поудобнее, и снова припал языком к ее подрагивающему от его прикосновений телу, жадно целуя раскрытое перед ним лоно, тиская и сжимая нежную мягкую кожу на ягодицах девушки, уже не скрывая своих намерений.

— Ты стала еще слаще, — пророкотал он, проведя языком по влажным розовым губкам, чувствительно погладив упругий клитор. — Моя вкусная самка… Как же хочется тебя, как же ты невероятно желанна…

Его рука скользнула под поясницу девушки, Эрик, удерживая Хлою, все целовал и целовал ее чувствительные бедра, розовый треугольник меж ними, животик, оставляя на коже девушки приятное тепло.

Хлоя, постанывая, не ответила. Беспомощно откинувшись на подушки, она млела, чувствуя, как его язык обводит чувствительное влажное местечко; как самым кончиком языка, жестким и упругим, ласкает ее клитор, долго и чувствительно. Тело девушки отреагировало на ласку очень быстро, Хлоя почувствовала, как течет, и как пальцы Эрика осторожно поглаживают ее тело, влажное и раскрытое. Блаженно закрыв глаза, Хлоя осторожно двинулась навстречу ласкающему языку, и протяжно застонала, чувствуя, как один палец Эрика проникает в нее сзади, неглубоко, но настойчиво, и чувствительно поглаживает там, чуть надавливая и дразня, отчего желание ее стало глубже и сильнее, ненасытней.

— Ай! — взвизгнула Хлоя, приподнимаясь на локтях, чувствуя, как и в ее мягкое лоно глубоко входят пальцы Эрика. Но он не позволил ей отстраниться, плотнее прижался ласкающим ртом к возбужденному клитору, поглаживая и щекоча его кончиком языка, одновременно с эти осторожно и неспешно двигая рукой, погружая пальцы все глубже, все настойчивее, поглаживая ими девушку изнутри — до неуемной дрожи, до воя, до резких и сильных движений бедер. Хлоя, задыхаясь, вскрикивая, металась в подушках, стискивая ткань трясущимися пальцами, ее широко расставленные ноги дрожали от напряжения. Щеки ее раскраснелись, волосы на висках стали влажными, дыхание сбивчивым, Хлоя закрыла глаза и двигалась осторожно и плавно навстречу ласкающим ее пальцам, мягко поглаживающему языку.

Это была неторопливая, нежная и долгая ласка, заставляющая Хлою то сладко постанывать, то извиваться и кричать, словно ее дух взлетал к самым звездам. В ее невероятно широко раскрытых глазах отражалось невероятное блаженство, она запускала пальцы в черные волосы Дракона и прижимала к себе его голову, дрожа, как натянутая струна. Ее тело вздрагивало от сладких спазмов, и чувство наполненности овладело уставшей девушкой, когда Дракон поцеловал ее раскрытые перед ним ноги в последний раз и обнял ее, прижавшись лицом к ее влажной коже.

Робер не был бы Робером, если б тщеславно не полагал, то теперь, когда он красив и молод, ему удастся уговорить Хлою добровольно сбежать с ним, с Робером, от Дракона. Он не верил в любовь; это чувство для него было так же эфемерно и призрачно, как душа, о которой много кто говорил, но никто ее не деле не видел. Он верил в выгоду; и если его влечение к Хлое зиждилось на выгоде — его манили драгоценные камни и золотые в сундуках ее покойного отца, — то любовь Хлои к Эрику он считал природным влечением всякой самки к красивому самцу. Дитя? Что ж, думал Робер хладнокровно, это вполне может быть и не Эрика дитя, а может, Мишеля.

— Забавно было бы видеть, — шептал Робер, кривя тонкие губы в неприятнейшей усмешке, — как растет этот ребенок, и как Дракон ждет от него величия и каких-то больших свершений, а тот обращается в мыша и ворует у папеньки столовое серебро, ха-ха-ха!

Теперь же Робер, пожалуй, уступал Дракону только в росте; да, он остался невысоким и утонченным, но черты его, желчные и острые, преобразились, стали тонкими и благородными. Рассматривая себя в зеркало в старой башне Воронов, он убеждал себя, что теперь никто его отвергнуть не осмелится.

Утомленная перелетом Анна спала, свернувшись калачиком, на его постели. Казалось, если у нее над ухом начать бит в барабан, она не проснулась бы. Обращение, перелет и события, которые, несомненно, не могли не тронуть ее сердца, выжали из нее силы до последней капли. Поглядывая на нее, Робер посмеивался, вспоминая ее жалкий вой и рыдания. Себе в этой некрасивой истории он казался просто неотразимым соблазнителем. То, что Анна вступилась за него, он самонадеянно списывал на свою неотразимость, ему и голову не приходило, что у Анны могут быть какие-то свои планы и причины так поступать. «Мысли в этой хорошенькой голове? Ха!» — так думал Робер.

Потеряв Хлою, Дракон, конечно, взбесится — тем более, что она носит его ребенка. Поэтому Робер цинично полагал, что если ему подсунуть в постель другую игрушку, готовую ко всему, он быстро утешится и о своей возлюбленной позабудет.

Вот для чего ему нужна была Анна.

Но этот план без чужой помощи было не провернуть…

Вот поэтому-то Робер и припомнил о злой, как голодная кошка, Драной Заднице.

За время пребывания в драконьем замке она стала еще злее, еще тощее и еще уродливее. Тот факт, что остальных девушек разослали по домам, да еще и с небольшим приданым, а ее позабыли на кухне и принуждают трудиться, ее взбесил просто неимоверно. Наказание за мелкую кражу показалось ей чрезмерным, и от злости в ее крохотную лохматую головку даже не пришла та мысль, что придержал-то ее Робер, просто умолчав о ее существовании перед важными гостями, а вовсе не Дракон.