Но я сделаю его последним.

Миша

— Мих, распаковал сейчас опоры для столов, вместо 114-ых матовых, пришли глянец, чё делать?

— М? — отрываю взгляд от экрана телефона, который кручу в руках последние полчаса и смотрю на напарника.

— Говорю, что с глянцем делать?

— Ставь, — отмахиваюсь.

— Куда ставить, ёпта? — возмущается. — Половина уже матовых установлены.

— Не глуми голову, а? — прячу трубку в карман джинс и выхожу из мастерской.

Голова действительно захламлена и весь рабочий процесс проходит мимо.

Хорошо, что Андрюха держит руку на пульсе.

Позади хлопает дверь, я останавливаюсь возле машины, не решаясь в нее сесть.

Все нутро кричит, что нужно ехать, но, как только задаю себе вопрос «зачем?», доводы тут же испаряются. Не за чем. Все было сказано вчера.

Но идиотское состояние незавершенности буквально разрывает на части и голову, и грудь. Меня что-то терзает, какая-то мысль, подобно занозе, забралась под кожу и саднит, а ее никак не вытащить наружу.

— Мих, все в порядке? — Андрюха выходит следом и останавливается возле импровизированной курилки.

— Да.

Щелкаю сигналкой и разблокирую машину. Неосознанно. Рука тянется к ручке, меня рвет туда, но я знаю, что не поеду. Щелкаю еще раз и двери блокируются.

— Нет, — разворачиваюсь к другу.

— Это я уже понял, — подносит к лицу зажигалку и подкуривает. — Моя собака после целого дня взаперти выглядит лучше, чем ты сейчас.

— Ну спасибо.

— Что, твоя опять нервы крутит?

— Да нет, — хотя да, крутит. Но не моя, которая моя. Чужая.

— Да у тебя на роже все написано, сколько жил она тебе вытащила уже. Вот поэтому я и не женат, — самодовольно выпускает дым изо рта.

— Маруся здесь ни при чем.

— Да рассказывай. Ты как женился, я еще ни разу твою рожу довольной не видел.

Неужели?

— Чё, разводиться не надумал? — подливает масла в огонь.

— Нет, — качаю головой.

— Ну и дурак. Ночуешь то тут как бомж, то у матери, как малолетка, все ждешь, что позовет. Давно бы хату снял или вон, дом отгрохал, участок твой так и стоит — кладбище надежд, тьфу, — тушит окурок о металлический бак и воинственно складывает руки на груди. — Вон, ща снег растает, можно фундамент заливать, за лето в две руки конструкцию отгрохаем…

— Не время сейчас, — прислоняюсь к машине и закладываю руки в карманы.

Холодный февральский ветер забирается за ворот распахнутой парки и напоминает, как я заледенел.

До самого дна.

— Ты уже второй год это талдычишь. И все из-за бабы.

— Не бабы, а жены.

— Да она тебе такая же жена, как и я. Только в юбке и с претензиями.

— Так, давай закругляться с этим разговором, — обрываю напарника, который пусть и самый близкий друг, но лезет не в свое дело.

Отрываюсь от машины и снова иду в цех. Нужно себя чем-то занять, кажется, там ошибка в маркировке подстольев? Все лучше, чем бесконечно возвращаться к фотографиям в галерее и самобичеванию.

— А я еще не все сказал, — Андрюха следует за мной. — Если бабы — зло, то твоя — их предводитель. Такого мужика в тряпку превратила.

Я резко останавливаюсь и разворачиваюсь к другу. Чувствую, как закипаю изнутри. Он любого человека выбесить может, но не думал, что когда-то будет оттачивать мастерство на мне.

— Что, вмазать мне хочешь? Не могу тебя винить. Правду слушать всегда неприятно.

— Закрыли тему, — обрубаю его.

— Что в этот раз случилось-то скажешь? Или дождемся твоего инсульта?

— С чего это? — разворачиваюсь и направляюсь в глубь мастерской. Вот все в Андрюхе хорошо, руки золотые и работает за четверых, но языком чешет — в дурку сдать охота.

— Так, кто эмоции все внутри держит, первыми от сердечка-то и дохнут. Не слышал, что ли?

Я игнорирую его высказывание и берусь сверять номер накладной с артикулом товара на сайте продавца. Кто накосячил с этим глянцем?

Напарник дышит мне в спину, терпеливо ожидая реакции на свои слова. Я продолжаю его игнорировать. Не до него сейчас, и так весь в раздрае, собрать бы себя по кускам.

— Ладно, как знаешь. Только когда тебя прихватит тут на диванчике, меня не вспоминай.

— Уж будь уверен, — разворачиваю экран ноута к напарнику. — Не те заказал.

— Обменять можем? — смотрит на монитор и морщится. Не любит признавать свои косяки.

— Сейчас позвоню, — вздыхаю и берусь за телефон.

Разблокирую экран и в глаза тут же бросаются розовые волосы, разброшенные по подушке. Половину лица прикрывает рука, но широко раскрытый в смехе рот тут же притягивает взгляд. Забыл выйти из галереи. И на кой черт вообще туда полез. Опять.

— Ого, что за деваха? — перегибаясь через стол, Андрюха бесцеремонно таращится в мой телефон.

— Маруся, — выдыхаю почти болезненно. Но тут же понимаю, как ошибся. Не Маруся, Марина. Хотя было так удобно думать иначе.

В груди снова колет, словно ее проткнули рапирой. Может прав Андрюха и это первые признаки надвигающегося инфаркта? Как иначе объяснить эту непрекращающуюся ноющую боль?

— Твоя жена? — удивленно тянет он.

— Нет, — выхожу из галереи фотографий и открываю контакты.

— Стой, так ты себе телку завел? — не успокаивается этот любитель покопаться в душе ржавой ножовкой. — Потому хмурый такой? Совесть заела?

— Заела, — против воли говорю я.

Потому что, действительно, заела, одолела, измучила. Не могу думать, спать, работать. В голове бесконечно крутится эта неделя — высшего счастья и низших удовольствий. И чувство, что так хорошо никогда не было, только усугубляет ситуацию. Потому что неправильно и ложно. Все было ложно.

— Слушай, я, конечно, не эксперт отношениях, — отбирая у меня из рук телефон, начинает дружище. — Но, если двое людей не живут вместе, — тычет что-то на экране. — Не строят планы, не спят, — переводит на меня многозначительный взгляд, словно ища подтверждение. — То их сложно назвать парой. А значит и приравнять к измене роман на стороне — нельзя. Черт, это ты? — разворачивает ко мне телефон, показывая кадр, который успела сделать Маруся-Марина.

Там я улыбаюсь.

— Чувак, кто этот человек и куда ты засунул его сейчас? — продолжает листать фотографии на моем телефоне.

Я устало откидываюсь на стуле и сдаюсь. Пусть ищет что хочет. И найдет.