Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, ты не представляешь.
— Надолго останешься? — шепотом спрашивает сестра.
Марсель уже спит, а сама Машка тихонько раскладывает диван в детской комнате.
— Пока не знаю, — нервно грызу ноготь, наблюдая за ней. — Слушай, мне неудобно, не хочу занимать твою кровать, — кидаю ей в спину.
«И так уже заняла твоего мужа».
— Да брось, я все равно не хочу отходить от Марса ни на секунду. К тому же он точно проснется ночью на кормление, — достает из дивана постельное белье и застилает. Очевидно, это спальное место частенько использовалось раньше.
— Ну как знаешь, — бурчу себе под нос.
Боже, добродушие моей сестры меня убивает. И то, что она такая заботливая — тоже. Отдала мне свою огромную кровать, накормила ужином, с легкой руки простила все седые по моей причине волосы и даже, оказывается, перестирала все мои вещи из чемодана, пока находилась тут в нервном припадке. И совесть не позволила мне ранить ее хоть на йоту. Каким бы бывшим не был ее муж или путь в ту сторону для них двоих, эта голая правда только разрушит между ними всё окончательно. А быть настолько эгоистичной, чтобы облегчить душу, но окончательно лишить Марселя отца — я не могу.
Я не настолько наивна, чтобы полагать, что они снова сойдутся — теперь как никогда очевидно, что этих двоих свела насмешка судьбы и одна дурная ночь с последствиями. Но узнай Машка, как ее муж развлекался со мной, думая, что я — это она, он навсегда потеряет в ее глазах уважение. Даже если я буду очень убедительна и объясню, как сама его соблазняла. Успешно и трижды.
Черт.
Иду в комнату, где мои фотографии уже украшают стену напротив постели.
Должна признаться, это немного оживило пространство. Если лечь в кровать, то словно попадаешь в аллею памяти, глядя прямо на них прежде, чем твои глаза закроются. Беру телефон с прикроватной тумбочки, Машка и здесь позаботилась обо мне и зарядила его, когда нашла, и проверяю мессенджеры, а затем и сообщения.
Ожидаемо, умный провайдер прислал оповещение о несколько пропущенных с греческого номера, пока телефон был в ауте.
То ли Никос очухался, то ли мой Кенни, наконец, готов вернуться к мамочке.
В любом случае, нужно взять билет на ближайшее время, забрать фотоаппарат и спланировать дальнейший маршрут. Пора возвращаться к работе и своей настоящей жизни. Но как вернуться к прежней жизни, когда ты совсем не чувствуешь себя прежней?
Выключаю экран и, не выпуская телефон из рук, сворачиваюсь под одеялом.
Самое верное решение сейчас — просто заснуть. Но это непосильная задача для человека, чей мозг спал почти неделю и сейчас, возбужденный от наплывов памяти, сгорает в агонии.
Я сгораю в агонии.
Колючий поцелуй в шею, влажный — на груди. Горячее сильное тело надо мной, как мраморная статуя — совершенное в своем мужском великолепии, гладкое и мускулистое. Требующее, чтобы его захватили в плен рук и ног. Туманный взгляд цепляет и не отпускает мой собственный, каждую чертову минуту идеальных, сжигающих клетки дотла движений…
Низ живота сводит знакомым спазмом, и я рвано выпускаю воздух из легких.
Это же просто секс. Какого черта меня так держит?
Переворачиваюсь лицом к окну и вглядываюсь в кромешную тьму улицы. Она не совсем непроглядная, во дворе спального района такой быть и не может, особенно с хорошо работающими коммунальными службами, обеспечивающими освещение приподъездной территории. Совсем не так, как в лесу.
Я прикрываю глаза, пытаясь переключиться на виды зимнего леса, освещенную тусклым солнцем пешую тропу между соснами и собаку, выделяющуюся кремовым пятном на снегу. Но все это не помогает заснуть, потому что какого-то черта в видения врывается мягкая шкура медведя и камин, пляшущий огнем в зрачках мужчины.
Зараза.
Кажется, я лежу очень долго. Смотрю в окно, на потолок, на едва различимые в темноте фотографии из моей жизни. Но когда беру телефон — на нем по-прежнему нет и полуночи. Залезаю в галерею фотографий и убеждаюсь, что сделала очень много фотографий племянника по приезду, но какого-то черта не поняла, что все они из одного дня, когда исследовала свою жизнь после больницы. Наверное потому, что не захотела лезть дальше первого десятка однотипных кадров с пухлощеким младенцем.
Сейчас же я с нескрываемым удовольствием рассматриваю Марселя в его естественной среде обитания. Это не самый красивый младенец в мире — все же у него слишком большая голова — но он чертовски фотогеничен. И если форма головы у него в отца, то дар получаться на фотографии самым очаровательным младенцем в мире — явно в нашу с Машкой породу.
Пожалуй, его снимки отлично уйдут на рынке рекламы и журналов узкой направленности. Если Машка разрешит, я сделаю ее сына звездой.
Жаль, что самые лучшие кадры остались на чужом телефоне.
Я тяжело и раздраженно вздыхаю, потому что мысли опять вернулись туда, откуда я пыталась их прогнать поганой метлой. К тому, из-за кого я теперь долго не смогу спать.
Я залезаю в телефонную книгу и пролистываю до контакта «М. муж», где первая М была вовсе не принадлежность к сестре, а яркая такая характеристика. Тогда мне показалось это смешным, навесить на него ярлык, зная только со слов сестры. Но теперь, когда я прожила с ним свою новую короткую жизнь, очевидно, что Миша совсем не «М». Совсем-совсем.
И это делает только хуже!
Палец замирает над значком трубки. Кажется логичным позвонить ему и договориться о показаниях. Не хочу, чтобы его загрызла совесть, и он потопил себя никому не нужными откровениями в каком-нибудь разговоре с сестрой. С матерью его ребенка. С его женой.
Боже.
Нет, отвратительная идея. Не нужно нам больше разговаривать. И встречаться не нужно. Самое правильное решение поступить так, как я всегда поступаю: сесть на самолет, помахать земле, на которой со мной случилось так много ярких приключений — горячих, умопомрачительных, ужасающих — и перевернуть этот лист. Все забывается. Время, работа, новый континент и люди способны затереть любые пережитые ранее эмоции.
Хотя одно лаконичное смс вреда не нанесет.
Я залезаю в вотсап, нахожу нужный контакт и зависаю на его фотографии. Потому что это просто бездушная аватарка, никакого лохматого йети, никаких серых глаз, только бездушный кругляшок с белым силуэтом. Ничего мне не оставит.
Нажимаю «набрать сообщение» и в этот момент в квартире раздается звонок входной двери.
Сердце подскакивает к горлу, обрадованное раньше времени. Я его успокаиваю: вряд ли это он. Даже лучше, если это не он!
Но, когда сестра проходит по коридору, тихо ругаясь, что кто-то заявился в такое время, и открывает дверь, звучит знакомое низкое «Маруся».
И я уже не могу остановить сжимающий грудную клетку спазм и чертовы мурашки.