выстрелов. Вскоре слова диктора полились непрерывным потоком, как река после грозы: десятки тысяч студентов и старшеклассников требовали отставки президента, протесты набирали силу, на улицах лежали тела, раненых студентов уносят прочь. Ёнги испуганно вздрогнула от звука выстрелов по радио, зажмурилась и схватила Сонджу за руку. Госпожа Чхо выключила радио.

В комнату вернулись Киджа с поварихой.

– Дым поднимается от отделения полиции.

Повариха сцепила руки и сжала их.

– Мой сын может быть одним из протестующих.

Все притихли. Звуки выстрелов постепенно отдалялись.

С запертыми на замок воротами они все ночевали в Зале, беспокойно ворочаясь на йо.

Следующее утро выдалось очень тихим: ни шума автобусов, ни гудков такси, ни криков уличных торговцев, рекламирующих свои товары.

– Я пойду посмотрю, что происходит, – Киджа открыла ворота и, осторожно выглянув наружу, вышла, закрыв ворота за собой.

Ёнги ходила по двору взад-вперёд, ожидая её возвращения. Примерно пятнадцать минут спустя Киджа вернулась.

– На улицах пусто, за исключением вооружённых солдат, которые стоят перед баррикадами из мешков с песком.

Объявили военное положение. Из сотни тысяч протестующих сто восемьдесят человек были убиты и тысячи – ранены.

Утренние газеты доставили поздно. Там были фотографии окровавленных студентов в машинах и на них – студенты-медики наклонялись над ранеными на крыше такси, их белые халаты развевались на ветру.

После завтрака повариха ушла домой. Госпожа Чхо осталась. Сонджу беспокоилась о своей служанке. Она вышла из ворот и обнаружила, что на улицах царит жуткая тишина. Автобусы ходили почти пустые. Водитель такси сказал Сонджу:

– Мы весь день перевозили мёртвых и раненых. Когда стемнело, люди пытались попасть домой: они на весь день застряли в офисных зданиях и магазинах, стараясь избежать беспорядков.

Когда Сонджу открыла ворота, служанка выбежала к ней, с облегчением выдохнув:

– Я так рада, что вы дома!

– Я была в безопасности. А как ты добралась вчера домой? – спросила Сонджу, проходя со служанкой в гостиную.

– Я даже не знала, что происходит. Я вышла отсюда, и когда завернула за угол перед автобусной остановкой, увидела сомкнутые ряды полицейских, которые бежали с автоматами наперевес. Я бросилась в магазин. Почти столкнулась там с владельцем. Он позволил мне остаться там, пока полиция не покинет зону. Сегодня утром я не обнаружила вас дома, так что ждала вашего возвращения.

– Наверное, мне стоит установить телефон.

– Чтобы звонить мне? Нет, это слишком дорого. Даже в магазинах нет телефонов.

Тронутая беспокойством служанки о её финансах, Сонджу улыбнулась и сказала:

– Тогда пообещай мне, что останешься дома или здесь, если что-то подобное случится снова.

Не зная, когда вернутся клиенты, госпожа Чхо, Сонджу и повариха каждое утро, как и раньше, приходили в Зал. Они ели, разговаривали и играли в карты, чтобы убить время. Мисс Им оторвала все пуговицы со своего кардигана и пришила их обратно. Она сказала, что это помогает ей отвлечься от происходящего снаружи. Она бормотала что-то о Роджере.

Сын вице-президента убил свою семью и застрелился сам. Президент Ли Сын Ман подал в отставку через неделю после протестов, спустя двенадцать лет диктатуры, и на следующий день отправился в изгнание на Гавайи. Первая Республика рухнула.

Через две недели после восстания в Зал вернулись господин Ким, профессор Син и председатель Пак. За следующие несколько дней вернулись и другие дельцы, политики и чиновники. Все понимали, что некоторые их клиенты не вернутся уже никогда.

В последующие месяцы из газет у Сонджу складывалось впечатление, что она снова жила в стране на грани коллапса. За развалом Первой Республики последовал период временного правительства, пока в июле не провели новые выборы и не установили Вторую Республику. Под новой властью стало больше свободы, но с ней пришли также и массовые чистки среди коррумпированных чиновников, военных и полицейских. Недовольные тем, что их требования так и оставались невыполненными, студенты продолжили протестовать, подливая масла в огонь политической и экономической нестабильности.

Когда повариха вернулась с рынка, она пожаловалась:

– Цены на продукты опять поднялись.

– Не только на продукты, – Ёнги показала на свои кремовые туфли. – Я заплатила вдвое больше того, что платила раньше. – Наклонившись, она стёрла чёрное пятно с одной туфли. – Я хочу, чтобы протесты прекратились. От них я сильно нервничаю.

Ещё один год начался без каких-либо признаков стабильности под новой властью. После революции в прошлом году люди были полны надежды, но теперь, после отставки президента, они видели, как новое правительство становится всё слабее.

Преодолевая кусачий холод, Сонджу ходила по школам, начиная с лучших – Кёнги, Ихва, Сукмён и Чхандук. В каждой школе она присоединялась к толпе родителей у доски со списками распределения рядом со школьными воротами, где выставляли имена учеников, прошедших вступительные экзамены. Она не нашла имя дочери. Тогда она стала ходить по менее престижным школам. И ещё менее престижным, пока школы не закончились. Чинджу, наверное, переехала с отцом в другой город. В таком случае ездить на поезде мимо Маари было бессмысленно. Но где же тогда её дочь?

В следующее воскресенье она по привычке оделась, чтобы отправиться на вокзал. Потом медленно сняла шарф, перчатки и пальто и вздохнула, застонав от досады.

Шестнадцатого мая Сонджу, проснувшись, услышала репортаж по радио: танки пересекли Ханганский мост по направлению к Сеулу этим утром, и военные захватили все три ветви правительства.

Государственный переворот. Вооружённый захват власти. Одна мысль об этом заставляла сердце Сонджу заходиться паникой и беспомощностью. Прошёл всего год и месяц после Апрельской революции. Она обернулась трагедией – и всё же та революция была продиктована волей народа, а не волей военных.

Тот бескровный переворот закончился демократически избранным, но оказавшимся некомпетентным правительством Второй Республики. Теперь же объявили военное положение, продлившееся до двадцать седьмого мая, а в июне было создано Национальное агентство разведки. Под руководством двухзвёздного генерала Пака Чонхи свобода самовыражения и право на свободу собраний практически исчезли.

При военной власти всё стало ещё строже, чем при Ли Сын Мане. Сонджу видела это, наблюдая за клиентами Зала в успешные недели и месяцы. Они не говорили о перевороте, о генералах, об арестах и заключениях, о планомерном уничтожении гражданских институтов или о массовых зачистках среди правительственных чиновников. Они не упоминали вслух тех, кто больше не приходил в Зал – жертв зачистки. Большинство ключевых позиций в правительстве теперь занимали генералы, и, похоже, в ближайшее время ждать смены власти не следовало.

Было очевидно, что после Апрельской революции Зал утратил свою популярность, но после переворота ситуация стала ещё хуже. И всё же, несмотря на значительно уменьшившееся количество