воздухе повисло напряжение.

– Мистер Толланд, вас разыскивает полиция?

– Да, мэм.

– Вы числитесь в «крысином списке» мистера Бристоу?

– Наверное. Правда, я его не видел.

– Вы целиком и полностью уверены, что вас не схватят?

– Нет, но я готов рисковать, чем всю жизнь проводить в бегах. Мне не нужно убегать от себя. Я не виноват в том, в чем меня обвинили.

– Мистер Толланд, у вас недавно ничего не пропадало из комнаты?

– Пожалуй, да: кто-то стащил несколько ценных для меня фотографий.

– Может, произошло еще что-то необычное?

– Да, но я сомневался, стоит ли вам рассказывать об этом. Несколько дней назад мне подсыпали что-то в бокал. Вообще-то я сплю очень чутко, но в ту ночь – через несколько часов – меня разбудило ощущение, что в комнате кто-то есть, только проснуться до конца не смог. Кто-то дергал меня за бороду. На меня посветили. Рядом находился мужчина, а может, двое. Я помню, что попытался оттолкнуть руку от своего лица. Мужчина (или мужчины) засмеялся – вернее, захихикал. Я замахнулся на него, но рука повисла. Потом их не стало. Сначала я подумал, что это мне приснилось. С трудом, но я все-таки вылез из постели и зажег свет. Это был не сон. Мебель стояла не на своих местах.

– Как вы можете это объяснить?

– О, мне кажется, это была одна из шуток мистера Бристоу.

– Если вы числитесь в его «списке», там должно быть описание шрама, чтобы опознать вас.

Эшли поднес руку к подбородку, с правой стороны и посмотрел на нее из темноты.

– Он есть.

– Он намерен получить деньги за вашу голову, мистер Толланд.

– И каким, интересно, образом?

– У него при себе есть кое-какие документы. Он почетный заместитель шерифа из какого-то городка в Штатах. С официальной точки зрения это пустяк, но на нашу полицию произвести впечатление может. На «корочке» ленты, печати, флаги, орлы – все как положено.

– Что он намерен предпринять, как вы думаете?

– Сейчас он уехал в Рокас-Вердес, поговорить о вас с доктором Маккензи.

– Он мой друг.

– Мистер Толланд, вы заблуждаетесь: он предаст любого из чистого удовольствия. Который теперь час?

Эшли чиркнул спичкой.

– Четверть второго.

– Зажгите лампу. В багаже у мистера Бристоу я нашла тот самый «список» и выписала то, что касается вас. Прочтите. Джон пробежал глазами описание собственной внешности, а когда посмотрел на собеседницу, та спросила:

– Почему вы не рассказали об этом раньше? Думаете, что удачливы? Вы думаете, что все рассчитали? Нет такого расчета, мистер Толланд; есть просто ум. Почему вы не доверились мне? Не считаете меня другом? Вы сейчас в жуткой опасности. Так как вас раскрыли, есть только один выход: Джеймс Толланд должен умереть, как Джон Эшли, – причем по всем правилам, с регистрацией смерти, чтобы все знали об этом и чтобы вас перестали искать. Мы изготовим вам кое-какие документы и отправим через пустыню в небольшую гавань Тибуронес, расположенную на перуанском побережье. Там на небольшие суда грузят селитру. На них доберетесь до Центральной Америки. Вы станете наполовину чилийцем, ваша мать – немка. У вас есть деньги?

– Больше, чем нужно.

– Сейчас вы внезапно заболеете. Это будет редкая и страшная болезнь, хотя и незаразная, иначе пришлось бы всех тут закрыть и объявить карантин. Вы слышали о ядовитом сумахе? Так вот: это будет раз в десять хуже, чем ядовитый сумах. Вы умрете от скоротечной tachaxa espinosa, умрете в жутких мучениях. Доктор Мартинес подпишет заключение о вашей смерти. Мэр, ваш большой друг сестра Лауренсия и я собственной персоной засвидетельствуем его, а консульство в столице зарегистрирует этот факт. Газеты по всему миру растиражируют новость, что сбежавший заключенный Джон Эшли, наводивший ужас на порядочных мужчин и женщин, – мертв! У вас будут роскошные похороны. Вас положат рядом с тем местом, где похоронят меня, почти в священную землю, а потом вы родитесь снова. А теперь пейте ром.

– Я не закончил прачечную.

Миссис Уикершем фыркнула:

– А еще не помогли построить новый Атенас. Жизнь – это сплошные разочарования, мистер Толланд, а еще – пустые обещания. Все. Я устала. У меня сел голос. Теперь мне хочется послушать вас: расскажите, как убили человека, и как вам удалось бежать из-под охраны.

Через полчаса, когда он закончил, повисло молчание, а потом миссис Уикершем заключила:

– Что ж, значит, его застрелил кто-то другой.

– Там больше никого не было, но даже если бы и был, то не смог бы выстрелить одновременно со мной. Все слышали всего один выстрел.

– И не знаете, кто были те люди, что освободили вас?

– Понятия не имею.

– Может, шахтеры, которые решили, что обязаны вам?

– О, миссис Уикершем, шахтеры всю свою жизнь проводят под землей, поэтому медленно двигаются, а думают еще медленнее. Они не смогли бы разработать такой план, а потом еще и воплотить в жизнь, причем действовать, как… цирковые акробаты.

– Мистер Толланд, это так странно! Я вдруг почувствовала себя моложе лет на двадцать. Я не верю в чудеса, но не смогла бы жить без ощущения, что нечто подобное чудесам происходит вокруг меня. Разумеется, всему, что вы рассказали, наверняка есть какое-то объяснение, но объяснения нужны тем, кто тупо проживает свою тупую жизнь. Нет, я помолодела не на двадцать, а на все тридцать лет, хотя за ужином почувствовала себя отвратительно: выслушивать все эти глупости о строительстве здесь университета, медицинского колледжа и театра! Даже в мечтах я никогда не заходила так далеко. И как бы мы смогли основать здесь город? Кто бы всем этим занимался – семидесятилетняя старуха и человек, который живет под чужим именем и ходит по лезвию ножа? А тот старый дурак-профессор намерен строить мифический Атенас здесь, в долине, где случается до двухсот землетрясений в год! От них возникают пожары, обваливаются потолки. Церкви рушатся так часто, что над ними больше не возводят куполов. Опера, как же! На такой высоте певцы просто не смогут взять дыхание. Почему идеалисты такие недоумки?

На миг миссис Уикершем потеряла мысль, но потом продолжила:

– Вы знаете, почему здесь у нас так много землетрясений? Потому что Анды продолжают расти и, в конце концов, станут самыми высокими горами, выше Гималаев, если не вмешаются солнце и льды. Говорят, что Альпы уже осыпаются и скоро станут плоскими, как ваша ладонь, а значит, несколько маленьких Атенасов, как и настоящие Афины, канут в Лету. Города возникают и исчезают, как замки из песка, которые строят дети на морском берегу. Людская раса не становится лучше. Человечество порочно, лениво, вздорно