Через некоторое время Джон приготовил себе поесть. Пока он был на веранде, я спросила маму, не стоит ли мне пойти за Мэттом.

– Нет! – ответила она резко. – Я не могу рисковать вами обоими.

Она словно ударила меня. Мэтт просто не может пропасть. Мы ведь не выживем без него.

Мама ничего больше не сказала, и я понимала, что лучше держать рот на замке. Наконец она вернулась на веранду, и тогда я выбралась на улицу и подошла к дороге – проверить, какие там вообще условия. Ветер дул с такой силой, что едва не сбивал с ног. Снег летел почти горизонтально, и на расстоянии в несколько метров было уже ничего не рассмотреть.

До проезжей части я еле добрела, а там все равно была нулевая видимость. Мэтт мог быть в пяти метрах от меня, а я бы и знать не знала. Мама права. Мне не добраться до города. Оставалось надеяться, что Мэтт одолеет долгий переход и что он догадался уйти с почты в начале снегопада.

Я вернулась в дом и наплела какую-то чушь – мол, ходила проверять, как работает наша снегосборная система. Если мама что и заподозрила, то ничем не выдала этого.

Мы слонялись между верандой и гостиной. Мама вышла на улицу, просто за дверь, и стояла там, пока я не заставила ее возвратиться в тепло.

Джон очень возбужден – так дети возбуждаются при виде снега, это заметно. И ему убийственно тяжело подавлять эту радость. И так же убийственно тяжело для мамы подавлять страх. Так же убийственно тяжело мне видеть их обоих, скрывающих свои чувства.

С течением времени становилось все темнее и ветер бушевал все яростнее.

– Я правда думаю, что мне надо пойти поискать Мэтта, – не выдержал Джон. – Могу взять одну из масляных ламп.

– Может, и надо, мам, – поддержала я.

Сейчас Джон сильнее меня и намного сильнее мамы. Может статься, он даже сильнее Мэтта, потому что больше ест. Если Мэтту нужна помощь, только Джон сможет ее оказать.

– Нет, – ответила мама. – Мэтт мог остаться в городе у кого-то из друзей, переждать бурю там.

Но я уверена, Мэтт бы так не поступил. Он бы вернулся домой. Или хоть попытался бы. Он беспокоился бы о нас не меньше, чем мы о нем.

– Мам, мне действительно кажется, что Джон должен пойти, – сказала я. – Просто пройтись по дороге, но с лампой. Уже так темно, Мэтт может запросто миновать дом и даже не заметить.

Я видела, что маме претит сама идея. И попробовала зайти с другого конца:

– Давай я пойду первая. А через несколько минут меня сменит Джон, а потом снова я его. Будем дежурить по очереди, тогда ни с кем ничего не случится.

– Ага, мам, – вступил Джон. – Я пойду первым. А ты пошли Миранду через некоторое время.

– Ладно, ладно, – сдалась мама. – Пятнадцать минут – и я отправляю Миранду.

Джон явно взбодрился, и, честно говоря, его можно понять. Мама проследила, чтобы он как следует закутался: куртка, перчатки, шарф, ботинки. Велела ему не удаляться слишком далеко и держать лампу повыше – как маяк Мэтту.

Мы с мамой сидели рядом и ждали. Не разговаривая. Я не смела, а мама, конечно, была слишком взвинчена для светских бесед. Наконец она жестом велела мне собираться.

– Надеюсь, мы не совершаем ошибки, – произнесла она.

– Все будет нормально. Спорим, приведу Мэтта домой.

Но, добравшись до дороги, я даже не была уверена в том, что найду Джона. И неважно было, сколько на мне слоев одежды, – бешеный ветер продувал все насквозь. Лицу особенно доставалось. Я натянула шарф на рот и нос, но даже так оно горело от холода. Сквозь снег и тьму ничего нельзя было разглядеть – лишь маленький пятачок, освещенный лампой. Я несколько раз споткнулась, пару раз меня свалил ветер. Снег залезал под штаны, так что даже термопанталоны стали мокрыми и холодными.

В один момент я стянула шарф с лица, чтобы вдохнуть как следует. Но тут же свалилась в снег и, наглотавшись его, раскашлялась. Хотелось бросить все это и вернуться в дом, к печке. Но где-то там был Джон, ждущий, когда я сменю его на посту. Моя идея. Моя великая умная идея.

Понятия не имею, сколько я продиралась до брата. Он прыгал на месте, от чего лампа бешено скакала.

– Так теплее, – сообщил он мне.

Я кивнула и отправила его домой. То есть махнула рукой в ту сторону, где, по моим представлениям, был дом.

– Скажи маме, у меня все хорошо, – попросила я, хотя мы оба видели, что это очевидное вранье.

– Скоро вернусь, – сказал он.

Я смотрела, как он бредет обратно. Но через минуту-другую его силуэт полностью исчез из виду, хотя он явно не ушел далеко.

Стоя на дороге, я смеялась над собой, над своим отчаянным желанием побыть в одиночестве. Тут я настолько одинока, насколько вообще может быть одиноко человеческое существо, и мне хотелось лишь одного – оказаться на веранде, где толпились бы Мэтт, Джонни, мама и Хортон.

Я знала, что если не буду метаться в разные стороны, то со мной ничего не случится. Заблудиться тут негде, и мама проследит, чтобы я не замерзла до смерти и даже до обморожения. В настоящей опасности был только один из нас – Мэтт.

Однако трудно почувствовать себя в безопасности, когда хлещет ветер, слепит снег, а все тело коченеет от холода и сырости. Ко всему прочему я была голодна. Вообще-то, я всегда голодная, за исключением времени сразу после ужина, но в тот момент голод был такой, какой бывает непосредственно перед ужином, а значит, было около пяти часов вечера.

Осознав, что Джон прав насчет движения, я принялась бежать на месте. И все было нормально, пока порыв ветра не застал меня врасплох. Я свалилась в снег, а лампа погасла.

Мне понадобились все мои силы, физические и моральные, чтобы не удариться в истерику. Я твердила себе, что справлюсь, что меня отыщет Джон, что Мэтт вернется, что лампу можно снова зажечь, и все будет в порядке.

Но на миг мне показалось, будто какой-то могучий великан встряхнул меня в стеклянном шарике со снегом, что я пленница и никогда не смогу выбраться. Я чувствовала, что конец света все-таки настал и, даже если Мэтт вернется домой, все равно мы все умрем.

Вставать не было смысла. Я сидела, сжимая бесполезную лампу, в ожидании Джонни, в ожидании Мэтта, в ожидании того, как мир скажет: «С меня хватит. Я пас».

– Миранда?

Это Мэтт? Ветер? Галлюцинация? Я правда не знала.

– Миранда!

– Мэтт? – ответила я, с трудом поднимаясь на ноги. – Мэтт, это правда ты?

– Ты что здесь делаешь? – спросил он, и это был такой тупой и в то же время такой разумный вопрос, что я расхохоталась.

– Тебя спасаю, – проговорила я, хватая ртом воздух, от чего меня разобрал еще больший смех.

– Что ж, спасибо, – ответил он и, наверно, тоже посмеялся, хотя не знаю. Ветер и напавшее на меня безумие не дали мне это понять.