видя иного выхода из создавшегося положения, «направил послов к Боэмунду, князю Антиохийскому, приглашая его прибыть без всяких отлагательств и, на оговоренных условиях, принять город»[782].

Приняв послов Гавриила, Боэмунд снял осаду Марата и, во главе отряда из 300 франко-нормандских рыцарей, сержантов и армянских всадников, отбыл на север — к Мелитене[783]. С князем Антиохийским по-прежнему находился его кузен, Ричард Салернский. Также, на пути из Марата к Мелитене, его сопровождали два армянских (миафизитских) епископа: Киприан, епископ Антиохии[784], и Григорий, епископ Марата[785]. Мелитена располагалась более чем в 300 километрах к северо-востоку от Антиохии. Как и Марат, Мелитена находилась в долинах восточного Тавра, только еще севернее, на самой юго-восточной окраине Анатолийского плато. В описаниях персидского географа и ученого Истахри (X в.), Мелитена предстает как «большой город и одна из наиболее мощных крепостей (…) Она окружена множеством холмов, изобилующих орешником, миндалем и виноградом; земля ее плодоносит ив теплое, ив прохладное время года. Нет ничего, что невозможно было бы взрастить на этих землях. В настоящее время это один из сильнейших румских городов; населен он армянами»[786]. Несмотря на то, что Истахри отмечает преобладание армянского населения, следует отметить, что Мелитену населяло и изрядное число других христиан. Крайне многочисленной была сиро-яковитская община. К примеру, прославленный Патриарх Михаил I Великий (Михаил Сириец) был уроженцем Мелитены. Часть населения города составляли и православные (сиро- и грекоязычные) ромеи, сохранявшие там свои церкви и архиепископскую кафедру[787].

Невзирая на дальний переход и малочисленность своих войск, Боэмунд был преисполнен решимости изгнать осаждавших тюрок и утвердить свою власть над Мелитеной. Рауль Канский прямо обвиняет Боэмунда в безрассудной недооценке противника; по словам нормандского каноника, на подступах к Мелитене антиохийский князь презрительно отметил, что турки «как лисы, прячутся в свои норы, как только услышат лай собак»[788]. Однако старый эмир Данишменд, в молодости еще участвовавший в разгроме ромейской армии у Манцикерта (1071 г.), оказался опасным противником. Как впоследствии писал Фульхерий Шартрский, «неподалеку от города турки окружили его (Боэмунда. — С. Б.) со всех сторон, ведь этот коварный народ не смеет выступать открыто и предпочитает таиться и устраивать засады. Поскольку нас (франков. — С. Б.) было слишком мало, мы были отброшены и рассеяны; многих из отступавших турки убили»[789]. То, что конница Боэмунда была окружена и рассеяна войсками эмира, подтверждает и Гильом Тирский, по словам которого Данишменд-гази «некоторых поразил острием меча; остальные же, не в силах выстоять перед многочисленностью врага, обратились в бегство»[790]. При этом Альберт Аахенский оставляет несколько более реалистичное описание численного соотношения противников. По его словам, у Боэмунда было триста конных воинов, у эмира Данишменда — пятьсот[791]. Так или иначе, Данишменд-гази одержал стремительную и неожиданную, как для франков, так и для тюрок, победу. Рыцари Боэмунда были частью обращены в бегство, частью — перебиты. Армянские епископы Киприан и Григорий, сопровождавшие нормандского князя, пали под ударами сельджуков[792]. Ричард Салернский был скован тюркскими арканами и взят живьем. Вскоре тюрки пленили и самого «малика франков», сына Гвискара, князя Антиохийского. Предвидя катастрофический исход сражения, Боэмунд спешно направил одного из своих сирийских гонцов к Бодуэну Эдесскому. «В знак своего пленения и скорби»[793], а также и подлинности самого сообщения, Боэмунд, унаследовавший от отца уникальный светло-рыжий цвет волос, отрезал локон со своей головы и передал его гонцу. Как писал современник этих событий, Фульхерий Шартрский, «Боэмунд, отрезав локон своих волос, переслал этот знак Бодуэну, с призывом помочь ему, ради всей любви Господней»[794]. Согласно «Иерусалимской истории» Альберта Аахенского, «На третий день после пленения Боэмунда, Бодуэн собрал 140 тяжеловооруженных рыцарей и выступил на равнины Мелитены, чтобы спасти Боэмунда, своего брата во Христе»[795]. По пути к Мелитене к Бодуэну присоединились и спешившие на помощь к своему князю франко-нормандские войска из Антиохии[796]. Однако эдесские и антиохийские рыцари, шедшие к Мелитене под командованием Бодуэна, не смогли уже настичь Данишменда-гази, который к тому времени уже ушел на север, в пределы собственного эмирата. Как сказано у Альберта: «при стремительном наступлении Бодуэна, Данишменд (…) немедленно снялся с лагеря, оставил осаду и повернул со всей своей конницей к Русскому морю (т. е. Черному морю. — С. Б.); он отступил в свою страну, радуясь, что захватил Боэмунда, прославленного князя и главу христиан»[797].

Битва у Мелитены завершила первое правление Боэмунда в Антиохии. Последующие три года он провел в плену у эмира Данишменда-гази, на берегах Понта, в крепости Никсар (бывшая византийская Неокесария). Благодаря стойкому сопротивлению Татула, Мараш остался форпостом византийского господства на рубежах Сирии. Мелитена же перешла в вассальную зависимость от франков, только не от нормандской Антиохии, а от Бодуэна I Эдесского. Гавриил «передал город Бодуэну на тех же условиях, которые были предложены Боэмунду»[798]. Бодуэн, в свою очередь, подтвердил права Гавриила на правление городом[799] и оставил там 50 франкских рыцарей и сержантов[800]. Между тем, молодое княжество Антиохийское, не просуществовав и двух лет, оказалось без своего основателя и государя. Боэмунд и его ближайший соратник и сородич Ричард Салернский находились в заточении, в далеком Никсаре. На протяжении последующих месяцев, обязанности регента исполнял латинский Патриарх Антиохии — Бернард Валенский, при соучастии графов Эдессы (Бодуэна I и его преемника — Бодуэна II де Бурга). Однако подобное положение не могло долго устраивать франко-нормандцев Антиохии, т. к. ни у патриарха Бернарда, ни у графов Эдессы не было кровных уз с Боэмундом и, следовательно, они не имели династических прав на власть в княжестве. Но вскоре бароны Антиохии нашли выход из положения, призвав принять регентство еще одного «крестоносного» отпрыска нормандской династии Отвиллей — племянника Боэмунда, Танкреда[801].

II. Норманно-византийские войны на Востоке. Первые завоевания Танкреда и последующие кампании Боэмунда

Танкред и его участие в Первом крестовом походе

Танкред, как уже было сказано выше, был внуком Роберта Гвискара, сыном его старшей дочери — Эммы (единоутробной сестры Боэмунда) и некоего итало-нормандского феодала — маркиза Одо Доброго (или «Одо — Доброго маркиза»)[802]. Вместе со своим старшим братом — Вильгельмом, Танкред принял крест и выступил на Восток под знаменами Боэмунда Тарентского. И если Вильгельм был убит в первый год «вооруженного паломничества» в битве у Дорилеи (1 июля 1097 г.), то Танкред вошел в историю как один из наиболее