– Можете дальше идти, – сказал он. – Никто вас больше не тронет.

– Ты откуда знаешь? – кокетливо повела бровью Тонька.

– Знаю. А вы можете обратно возвращаться. Чай пить будем. Проголодались, поди, с дороги.

– Есть чуть-чуть, – кивнула Инга.

Необычная у него для крутого мужика внешность. А он был именно крутым мужиком. Инга почему-то уверена в этом. И пусть хозяйка не заливает насчет божьего человека.

– Надо было вам сразу чаю предложить, – сказал он. – Но вы бы все равно не послушались.

– А сейчас послушаемся.

Все втроем они вернулись во двор дома, который теперь стал общим для них.

– Если хотите, можно в избу, – сказал Зиновий. – Не хотите, можно к вам.

– Лучше к нам, – кивнула Тонька.

Инга согласилась с ней.

Зиновий ушел к себе, а Тонька вдруг ринулась наводить порядок. Стулья вокруг тумбочки расставила. Тряпку где-то раздобыла – пыль протереть. И плевать, что фингал под глазом раздувается. В другое бы время перед зеркалом крутилась – охала бы да ахала, и отморозков с говном бы мешала…

– Это моя будет комната, – заявила она. – А ты в своей приберись, если желание есть.

– А у тебя желание, вижу, есть.

– Ага, хотюнчик напал. Что, нельзя?

– Так может, он со мной захочет? – съязвила Инга.

Они обе знали, о ком шел разговор. И ничуть не удивлялись, что этот разговор вообще возник.

– С тобой? – озадачилась Тонька. – Ну, может, и захочет… А тебе оно надо?

– А тебе?

– Да какой-то он не такой, этот Зиновий. Ну, в смысле, необычный. А может, и вправду не такой. Может, голубой? Холодный какой-то. Такой холодный, что разогреть его хочется. Хочешь, тащи его к себе. Но после меня. Слушай, а на меня правда хотюнчик напал…

Зиновий принес горячий чайник, заварник, кружки, кусок холодной буженины и целую гору зачерствевших, но аппетитных на вид пирожков. Инга действительно с утра ничего не ела и была чертовски голодна. Но как дикая на еду набрасываться не стала. И Тонька не особо усердствовала – было видно, что хочет понравиться замечательному соседу. Но ведь и сама Инга недалеко от нее ушла. Зиновий действительно обладал каким-то мощным внутренним магнитом. Но сам он ни к кому не тянулся. Такое ощущение, будто не видит в ней женщину. Как будто не для любви она ему нужна, а для дружбы. Для чистой дружбы. Может, он и в самом деле какой-то не такой? А может, лишь вид делает, что не ищет плотских развлечений? Сказка ведь долго сказывается, все еще впереди…

– Издалека приехали?

Он спросил у Тоньки, а посмотрел на Ингу.

– Из Знаменки. Сто восемьдесят километров прямо по курсу. Оттуда по курсу, сюда. Тоска там смертная.

– А здесь что?

– Большой город. Большие возможности. Мы с Ингой фотомоделями хотим стать. Э-э, я бы сказала, что мы уже ими стали. Не веришь?

Тонька полезла в чемодан, достала фотоальбом, раскрыла его перед Зиновием.

– Мое портфолио! – восхищенно протянула она.

Инга чуть не прыснула от смеха. Это «портфолио» делал придурок Венька Чуйкин. Нажрался с Тонькой на пару и давай творить. Тридцать два кадра как с куста. Тонька во всех позах, только вот одежда на ней далеко не вся. А на некоторых фотографиях так вообще нет ничего. Хорошо догадалась такие фотографии дома оставить. Но то, что с собой взяла, не выдерживало никакой критики. Инга вспомнила, как Венька уговаривал и ее голышом сняться. Сняться она могла – и «топлес», и «ню», но только не на фото и не с ним. На фото она будет сниматься здесь, а потом и в Москве, если повезет…

Зиновий небрежно пролистнул альбом. Инга не заметила возбужденного блеска в его глазах. Не волновала его Тонька.

– А у меня портфолио нет, – сказала Инга.

– И правильно.

Ей показалось, что Зиновий обрадовался за нее.

– Так в чем проблема? – хихикнула Тонька. – У меня «мыльница» есть. Заодно и мой альбомчик обновим.

– Прикалываешься, да? – недоуменно взглянула на нее Инга. – Мы же чай пьем, а не что-то другое!

– Так можно что-то другое? Да, Зиновий? У тебя есть?

– У меня нет, – отрезал он.

– Так можно сходить.

– Я не пью.

– А как насчет косячка? У меня есть.

Надо было видеть, каким взглядом Зиновий прошелся по Тоньке. Именно прошелся – как танк по живому телу. У Тоньки даже глаза из орбит стали выползать. Ничего себе взгляд у мужика. Но вот взгляд смягчился. И Тонька облегченно вздохнула.

– Сначала травка, затем героин. Нельзя так, – осуждающе покачал он головой.

И зачем-то посмотрел на Ингу. Проникновенно посмотрел. Как будто знал, какая беда приключилась с ее матерью. От волнения Инге стало не по себе. Она достала из сумочки пачку сигарет, вышла во двор. Чиркнула зажигалкой, жадно затянулась. Курила она больше для бравады, чем всерьез. Но каждый раз, когда разговор заходил о матери, рука всегда тянулась к сигарете…

Мать она видела очень редко. Но очень ее любила. Все ждала, когда она приедет за ней в деревню и навсегда заберет к себе. А ведь могла бы забрать. Во Владивостоке у нее дела шли неплохо, бизнесом каким-то занималась. Обещала забрать, но что-то случилось, и она совсем пропала из виду. А совсем недавно Инга узнала, что мама умерла. Ее обвиняли в убийстве, которое она совершила в состоянии наркотического опьянения. Наркоманкой она была. Наркотики ее и погубили. В тюрьме от передозировки и загнулась. Непутевая у нее была мать. Но ведь она ее очень любила. Хотя иногда была близка к тому, чтобы проклясть ее…

Инга не заметила, как выкурила одну сигарету. Потянулась за второй. И только тогда поняла, что рядом с ней стоит Зиновий.

– Что, и курить нельзя? – ехидно усмехнулась она.

– Кури, – пожал он плечами. – Я и сам когда-то курил.

– Бросил?

– Пришлось.

– И я когда-нибудь брошу.

– Ты еще и не начинала.

– Откуда ты все знаешь? Ты что, ясновидящий?

– Что-то в этом роде.

– Может, про мою мать тоже знаешь?

Ей показалось, что Зиновий вздрогнул.

– При чем здесь твоя мать?

А ведь дрожит его голос. Разволновался мужик…

– Ну, ты про наркоту сказал, а на меня посмотрел. Мою мать на тот свет наркота загнала.

– Твоя мать была хорошей женщиной. Но с пути сбилась. Потому и сгинула. Ты не сбейся с пути, ладно?

– А ты что, учить меня будешь?

– Нет, – покачал головой Зиновий.

И медленно повернулся к ней спиной. Она бы могла его остановить. Чувствовала, что могла. Попросила бы его остаться, и он бы остался. Но не стала просить. Пусть проваливает.