«Неужели за успех пришлось заплатить столь дорогой ценой?» — спрашивал я себя.

Однако ответ на этот вопрос должны были дать мои начальники. Лично я считал, что сделал все, что от меня зависело.

Мы миновали Караванке[146], границу с Австрией, и очутились в зоне плохой погоды. Однако теперь можно было вновь вести радиопереговоры, которые были запрещены плоть до входа в воздушное пространство над территорией Германии, и радист попытался связаться с аэродромом. Но все его усилия оказались напрасными — Асперн[147] молчал.

Из носовой кабины пилота тоже практически ничего не было видно — тяжелые дождевые облака закрыли землю, и нам пришлось подняться на высоту около двух тысяч метров, чтобы не врезаться в какую-нибудь гору. Полет продолжался по компасу. Между тем дуче, казалось, задремал.

— Связи по-прежнему нет! — в очередной раз доложил радист.

Постепенно темнело, что ощущалось даже в столь густой облачности. Было уже девятнадцать часов тридцать минут, и вскоре нам предстояло оказаться у цели нашего полета, но связь с аэродромом установить все не удавалось! Постепенно мной начало овладевать беспокойство, ведь перспектива очутиться в какой-нибудь катавасии вместе со столь высоким гостем радовать не могла. К тому же начали подходить к концу запасы бензина, и пилот пробормотал что-то о вынужденной посадке.

«Этого еще только не хватало! — подумал я.

Еще раз сверив курс, мы пришли к выводу, что находимся уже вблизи Вены. Между тем наступила ночь. Летчик до минимума сбросил скорость, а я улегся на полу застекленной кабины пилота и до боли в глазах начал всматриваться в темноту. Внезапно в просвете облаков замерцала какая-то водная поверхность. Это могло быть только озеро Нойзидлерзее!

«Теперь все в порядке!» — подумал я, поскольку знал эти места как свои пять пальцев.

Мы осторожно пробились сквозь толщу облаков, и мое предположение подтвердилось — внизу на расстоянии всего каких-то пятидесяти метров просматривались воды длинного озера. Я распорядился взять курс строго на север, учитывая, что на такой высоте самолет мог беспрепятственно долететь вплоть до Дуная. Затем по моей команде пилот развернул машину влево, и она полетела вверх по Дунаю прямиком на Вену. В Асперне мы сели уже в кромешной темноте.

Самолет с дуче я оставил в конце летного поля под охраной экипажа, а сам направился в диспетчерскую, чтобы узнать, не заберет ли нас кто-нибудь. Там мне сказали, что еще недавно здесь действительно стояло несколько машин, прибывших из города, но в связи с сообщением о вынужденной посадке самолета возле Швехата[148], предместья Вены, они уехали туда. Ведь наш «Хейнкель» должен был прилететь еще час назад. Оставалось только радоваться, что все закончилось хоть так.

Выбить у коменданта аэродрома машину до Вены мне удалось с большим трудом, ведь я не мог сообщить ему о своем спутнике. Теперь прояснился также и вопрос о том, почему нам не удавалось установить радиосвязь — здесь, в Асперне возле Вены, все службы работали по так называемому «воскресному распорядку»! И это в условиях ведения тотальной войны!

На автомобиле я вернулся к самолету и усадил в него дуче. Уже на выезде из аэродрома нам повстречалась возвращавшаяся кавалькада высших военных чинов во главе с руководителем эсэсовских и полицейских инстанций Вены группенфюрером СС Квернером. Господа очень обрадовались, когда увидели дуче живым и здоровым, поскольку при получении сообщения о вынужденной посадке они посчитали, что речь идет о нашем самолете. Когда выяснилось, что это был «Хейнкель» сопровождения, то все вздохнули с облегчением. Позднее я узнал, что и второй самолет, взлетевший вместе с нами в Риме, также совершил аварийную посадку возле Венского-Нейштадта[149]. К счастью, их экипажи существенно не пострадали.

Когда мы пересели в машину группенфюрера СС Квернера, я вздохнул с облегчением — теперь, когда все закончилось благополучно, с меня свалился тот тяжелый груз ответственности, который мне приходилось нести все это время. Вскоре кортеж подъехал к гостинице «Империал», в которой для дуче были подготовлены апартаменты.

Перекинуться парой слов с Муссолини мне все же удалось. Дело в том, что мы прибыли без всякого багажа, и группенфюреру СС Квернеру пришлось озаботиться, чтобы предоставить дуче пижаму и туалетные принадлежности. Когда я передал Муссолини все это в его спальне, то он произнес короткую поучительную речь:

— Спать в пижаме плохо для здоровья. Лично я сплю всегда голым и советую вам, гауптман Скорцени, в любой ситуации поступать так же.

Веселые искорки, вспыхнувшие в его глазах, свидетельствовали о том, что Муссолини являлся человеком с богатым жизненным опытом, и мне не удалось сдержать легкую, все понимающую улыбку. На этом я откланялся до утра.

Меня срочно подозвали к телефону — со мной желал поговорить Гиммлер. Он хотел поздравить меня с успешным завершением операции и задать несколько интересовавших его вопросов. Внезапно он перешел на столь несвойственный ему дружеский тон:

— Вы ведь уроженец Вены, Скорцени? Вы известили о своем прибытии вашу жену? Дайте немедленно команду, чтобы ее доставили на эту ночь в гостиницу. Вам же следует постоянно находиться при Муссолини и в скором времени сопровождать его в главную ставку фюрера.

Я не стал дожидаться повторного предложения о приглашении моей жены в гостиницу. Чтобы сделать ей приятный сюрприз, за ней на машине отправился адъютант Квернера.

Со мной в номере за столом сидели группенфюрер СС Квернер, офицер его штаба и офицер для поручений командующего Венским военным округом. Постоянно входили и также исчезали какие-то личности, которых я уже не помню. Чтобы поддержать компанию, мне пришлось пуститься в рассказы, что и было сделано с превеликим удовольствием. Вытянув свои длинные ноги и держа в руке бокал шампанского, я наслаждался заслуженным отдыхом, совершенно упустив из виду, что мою физиономию совсем не красила трехдневная щетина. К тому же моя форма была пропитана потом от нелегких трудов прошедшего горячего дня и вся покрыта прилипшей к ней пылью. В общем, моя изрядно помятая тропическая униформа плохо сочеталась с интерьером лучшей гостиницы Вены.

Наконец снова открылась дверь, и зашедший в небольшой вестибюль офицер доложил о прибытии моей жены. Никогда не забуду ее озадачивших меня слов:

— А почему ты не пришел домой?

Тут я сразу вспомнил, что голоден, и заказал для нас двоих роскошный поздний ужин. Конечно, моя супруга выказала столь свойственное женщинам любопытство, но на ее бесконечные «как?» и «почему?» ответить мне было не суждено. Остался без ответа и вопрос, кто же спит за стеной сном праведника.