Мейси прищурилась на фотографию. Запустила руку в сумочку, достала увеличительное стекло, приблизила к снимку.

– Отослать фотографии обратно Битти Драммонд?

– Да, Билли, если вам нетрудно.

– Значит, вы нашли что искали, мисс?

– Нашла. Просто я хотела кое-что перепроверить, прежде чем двигаться дальше.

– Мои услуги понадобятся?

Мейси улыбнулась:

– Вы сделали достаточно. У вас ведь отпуск, не так ли? – Она помолчала. – Кстати, когда увидитесь с Джорджем, можете ему передать, что с мальчиков сняты все обвинения. Их не вызовут в Кент, пусть не беспокоится.

– Как вы и думали, да?

– В какой-то степени. Помочь вам с хмелем? У меня есть время, а потом надо будет повидать Вебба.

* * *

Мейси с радостью присоединилась к сборщикам хмеля, вдохнула пряный запах, вновь ощутила липкий сок на пальцах. Она отводила увешанные шишечками плети, смотрела в небо, такое синее, будто чья-то рука отдернула занавес, чтобы явить заодно и пухлые белые облачка. На заднем плане каркали грачи и чирикали ласточки. Мейси знала: эта идиллия – не что иное, как затишье перед бурей; облачка, фигурально выражаясь, скоро станут темными тучами.

Появился учетчик, стал подводить итоги трудового дня. Сборщики потянулись прочь с хмельника. Лондонцы – к времянкам, местные – в деревню, цыгане – к холму. Просторные юбки цыганок развевались на ветру, колыхались в такт движениям бедер. Дорога вмиг расцвела множеством ярких пятен.

– Одна, две, три…

Учетчик считал сырье, собранное семьей Бил. Мейси с улыбкой наблюдала, как все, от пожилой матери Билли до его сыновей, одними губами повторяют за учетчиком, который, засучив рукава и сдвинув кепку на затылок, склоняется над мешком с мерной корзиной и снова выпрямляется.

– Славная работа, чистая. Молодцы, – подытожил учетчик, вытащил карандаш из-за уха, сделал соответствующую запись.

Мейси помахала Билам и пошла с хмельника. Путь ее лежал к холму, в табор, а точнее, на поляну, где собирались цыгане. Навстречу Мейси, как всегда, вышла собака. Мейси положила ладонь ей на холку, и так они двинулись к кибиткам.

Поздоровавшись с Бьюлой, Мейси спросила:

– Вебб уже вернулся с хмельника?

Старая цыганка держала в ладонях глиняную чашку с прозрачным отваром зеленого цвета. Прежде чем ответить, она сделала глоток.

– За дровами пошел. Джюклы снова зайца словила.

Бьюла потерла себе грудь в районе солнечного сплетения.

– Вам нездоровится, тетушка?

Старуха вздрогнула:

– Нутро пищу не принимает. Так и стоит все колом, даже хлеб.

Мейси присела рядом с Бьюлой.

– У вас еще что-то болит, не так ли?

– Не вздумай меня пользовать. Я сама о себе позабочусь.

– Что это вы пьете?

– Снадобье. Помогает пищу внутрь проталкивать. Ладно, девонька, хватит про меня говорить. С Бьюлой ничего худого не случится.

В этот миг появился Вебб. Он вышел из лесу с противоположной стороны от кострища, по окружности обложенного камнями.

– Вебб! Поди сюда, сынок. Румны хочет с тобой потолковать, – позвала Бьюла.

Вебб бросил на землю охапку хвороста, отер руки о штаны. На ходу снял шляпу, провел пятерней по густым каштановым кудрям, которые отросли почти до плеч.

– Что вам нужно, мисс?

Мейси поднялась с бревна. Продолжая думать о здоровье Бьюлы, произнесла:

– Я бы хотела задать вам несколько вопросов, если не возражаете.

Вебб переступил с ноги на ногу, скрестил руки на груди и вздернул подбородок – жесты человека, занимающего оборонительную позицию.

– Смотря какие вопросы.

Мейси поняла: нужно тщательно подбирать слова, чтобы не воспламенить в этом парне тлеющую ненависть.

– В Лондоне живет мой добрый друг – скрипичный мастер. Его фамилия Андерсен, и он…

– Не знаю никакого Андерсена.

Вебб отступил на шаг.

– Конечно. Только, видите ли, я стала рассказывать мистеру Андерсену о вашей восхитительной скрипке. И вот, когда я ее описала, мистер Андерсен и говорит: должно быть, это очень ценный инструмент…

– Думаете, я украл скрипку, да?

Вебб набычился, глаза сверкали из-под шляпы. Так глядит лисица, загнанная в ловушку.

– Боже упаси! Ничего такого я не думаю.

Вебб шагнул к ней.

– Вебб! – воскликнула Бьюла, поднимаясь на ноги и по-прежнему держа чашку с отваром. Свободной рукой она продолжала тереть себе грудь.

– А я еще гадаю, чего это нутро пищу не принимает! Будет оно принимать, как же, когда мой сын так себя ведет! Успокойся. Выслушай румны.

Но Вебб уже завелся:

– Вы не лучше остальных. Нет, вы даже хуже! Явились сюда, к нам, ели наше жаркое, плясали под наши песни, делали вид, будто понимаете рома. Но теперь личина сброшена. Теперь я вижу: вы – полукровка. Не цыганка и не гаджо. Метис, полуцыган – он все равно что змея. Не успеешь спиной к нему повернуться – ножом ударит.

– Довольно, Вебб! Хватит. Негоже такое говорить.

Бьюла кивнула на Бусал. Оказывается, Пейши успела подойти, сесть на бревно и теперь качала дочку на коленях.

Мейси перевела взгляд с Вебба на Бьюлу, тряхнула головой. Она неправильно выбрала время для разговора, не сумела найти подходящие слова. Лучше ей уйти.

– Я знаю правду, мистер Вебб. Знаю. И я могу вам помочь.

Мейси пожала Бьюле руку и пошла прочь.

Не успела она сделать и нескольких шагов, как услышала визг Пейши, за которым последовал крик Вебба:

– Бьюла! Бьюла!

Мейси метнулась обратно. Старая цыганка хватала воздух ртом, глаза у нее выпучились. Она пыталась что-то сказать, но слова были едва слышны. Вокруг собрались члены табора. Пейши стояла на коленях, баюкая голову свекрови.

– Отойдите все! Ей нужен воздух! – неожиданно для себя распорядилась Мейси.

Слова эхом отозвались в ушах. Мейси взмахнула рукой, чтобы придать веса своему приказу.

– Делайте, как она велит, – сказал Вебб. – Дайте Бьюле воздуху!

Мейси пощупала пульс. Биение крови еле ощущалось.

– У нее плохо с сердцем, Вебб.

Пейши стала вынимать гребни из Бьюлиных волос. Серебристые пряди рассыпались по плечам старой цыганки. С каждой секундой разглаживались морщины на смуглом лице. Бьюла жестом подозвала сына. Мейси отступила, Вебб склонился над матерью. Из последних сил она уцепилась за его рубаху, притянула его ближе. Вебб обнял мать за плечи, Пейши по-прежнему держала ее голову на коленях. Низко-низко нависая над Бьюлой, Вебб слушал ее шепот. Глаза его покраснели, он кивал, не разжимая объятий.