Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нас его нет, – пожимает плечами Оли.
– Он говорит, у нас его нет, – повторяет отец в трубку, он звучит изможденным. Он кивает, переводит взгляд на Оли. – Она говорит, что вчера его купила, он на столе рядом с миской, куда я кладу ключи от машины.
Оли им не воспользуется. Но это вроде как приятно, что Фиона заботится о нем. По крайней мере, она держит себя в руках, поэтому он идет на кухню, находит антисептик для рук и кладет его в карман. Его пальцы натыкаются на визитку полицейской, уголок случайно царапает его под ногтем. Он дергается, как когда просыпается от будильника. Она дала ее ему на случай, если он захочет поговорить с ней.
– Если вспомните что угодно, что угодно, возможно имеющее значение. Что угодно, чтобы помочь нам понять ее состояние на то время.
Он не звонил, хоть полицейская и повторила «что угодно» трижды. Наверное, из-за этого. Такая отчаянная срочность, которую она пыталась выразить, это слишком.
Он уже несколько дней ходит в одних и тех же брюках карго. Никто не надоедает ему просьбами положить вещи в корзину для стирки. Ли очень на этом настаивала. Хоть бóльшую часть времени она была расслабленной, стирка была из тех вещей, на которых она немного зацикливалась. Ничто не будет постирано, если оно не в корзине. Она практически устраивала противостояние, пока он не сдавался, она наблюдала, как он собирает по комнате футболки и все такое, как какой-то стирочный нацист. Фиона приготовила потрясный ужин с бургерами и жареной картошкой позапрошлым вечером, поэтому он не то что обделен вниманием, просто его никто не достает. Фиона говорит, ей нравится быть занятой. Она поставила стирку. Он заметил, потому что она не только подобрала его вещи с пола, но и сменила постельное бельше. Это немного странно, если честно. Ли предоставляла ему самому снимать постельное, потому что это было личным, простыни и все такое. Наверное, Ли просто не так сильно это заботило и ее кажущаяся внимательность была на самом деле безразличием. Ведь так?
Он не знает, это возможно.
Он не знает Ли. Никто из них не знает.
У него от этих мыслей болит голова. Ему нужно выбраться из дома.
Он выходит, громко захлопнув дверь. Он не хочет оборачиваться, но подозревает, что его брат прилепился к окну своей спальни, как делал еще с утра четверга. Внимательными глазами оглядывает улицу – вправо, влево, словно смотрит профессиональный теннисный матч – ища свою мать. Грустно. Безнадежно. Его брат довольно плохо справляется. Входная дверь снова хлопает, заставляя Оли оглянуться. Себ не у себя в комнате, он неловко стоит на ступеньках.
– Ты не пойдешь со мной, – автоматически говорит Оли.
– Я и не просил.
– Нет, но собирался.
– Нет, не собирался.
– Что у тебя в рюкзаке?
– Ничего.
– Очевидно, там что-то есть.
У Себа за плечами его школьный рюкзак. Он почти такой же набитый, как когда он идет на уроки, заполнив его учебниками.
– Я иду к другу на ночевку.
– К какому другу?
Себ колеблется. Он не привык врать старшему брату. Он довольно прямолинейный ребенок, но явно собирается солгать, потому что у него есть характерный признак – он выпячивает подбородок, когда что-то утаивает. Ли заметила это много лет назад, когда он был совсем еще маленьким. Все в семье знают, когда Себ лжет.
– Я иду к Тео. – Звучит, словно он испытывает имя. Задает Оли вопрос. Вроде «Могу ли я идти к Тео? Кажется ли это правдоподобным?» Оли думает, не собрался ли брат сбежать. Попытаться отыскать Ли. Он и сам бы мог такое задумать по глупости, когда ему было двенадцать.
– Папа знает?
– Да. – Себ заливается румянцем. Явное доказательство, что он не просто врет, но еще и стыдится этого. Оли иногда задумывается, как его брат выживает в школе.
– Не задерживайся из-за меня.
Себ направляется по улице, а Оли провожает его взглядом. Он останавливается на углу, где дорога соединяется с более оживленной улицей. Он топчется у фонаря какое-то время. Оли не видит, куда он идет. Может, действительно ждет Тео? Когда Себ наконец-то поворачивает направо, Оли следует за ним. У него хватает проблем, но он не может просто позволить своему младшему брату в одиночку отправиться шататься по Лондону. Приближаясь к фонарному столбу на углу, где задержался Себ, Оли немедленно замечает его. Постер, один из нескольких. Мольба. У него сжимается сердце. Он прямо чувствует его удары.
ВЫ ВИДЕЛИ МОЮ МАМУ?
Он должен признать, вопрос броский и цепляющий, он, наверное, привлечет больше внимания, чем простое «ПРОПАЛА…». Но он обнажает реальность, ужасает. Оли отмечает, что у Себа хорошие компьютерные навыки. На постере хорошее фото Ли. Она выглядит счастливой и сияющей. Непохожей на женщину, которая захочет исчезнуть. Себ сделал эту фотографию восемь дней назад, когда они ходили ужинать всей семьей. У полиции она тоже есть. Следующая строка объясняет, на случай, если прохожий не сразу поймет:
ОНА ПРОПАЛА.
Оли едва не смеется над его невинностью, наивностью, но смех застревает в горле и подозрительно похож на всхлип.
ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА ДОСТОВЕРНУЮ ИНФОРМАЦИЮ
Какое вознаграждение? У Себа всего-то примерно 24 фунта, да и то только потому, что он ждет выхода новой FIFA. Себ также указал номер своего мобильного на постере. Глупый ребенок. Ему будут названивать всякие извращенцы.
Постеры не ламинированы. Они порвутся или чернила потекут под дождем, Себ очевидно не подумал, что скоро они станут нечитаемыми. Они держатся на стяжках. Оли узнает в них свои стяжки, которые хранит у себя под кроватью. Их полезно иметь, из них можно делать кольца для ключей и скреплять ими файлы. Оли и сам обзавелся ими в отцовском сарае, поэтому не может пожаловаться, что Себ их утащил. Кроме того, этим Себ сберег несколько фунтов, а ему понадобится вся наличка для вознаграждения. Оли саркастичен, но он всегда так себя ведет с братом, это для него привычно. Подшучивает, немного поддевает, но они всегда в одной команде. Хоть между ними три года разницы, они всегда были близки. Постеры его убивают. Он поверить не может, что Себ сам их сделал и посчитал нужным соврать об этом. Но опять же, у