Только что заступившая на дежурство женщина-детектив сказала, что Даймонд на вид совсем никакой, и с этим трудно было поспорить. Предложила ему поспать на раскладушке, где отдыхают полицейские, если после смены остаются переночевать в участке. А она сама будет следить за поступающими факсами.

Даймонд посмотрел на часы: двадцать минут шестого утра.

– Спасибо.

– Хотите кофе? – спросила женщина-детектив.

– Надо сначала ответить на факс.

Настало утро. Даймонду начинало казаться, что ночь потрачена впустую. Ночь, которую он мог бы провести в комфортабельном отеле, а не ютиться на железной с брезентом вместо матраса раскладушке. Он решил пораньше позавтракать.

Даймонд перечитал текст во второй раз, ошеломленный после недель гаданий и отчаяния потоком бесценной информации. Получить такое всеобъемлющее подтверждение своим предположениям было выше всяких ожиданий. Когда факсы стали приходить из Японии, он не смел надеяться ни на что подобное. И вот теперь получил более чем достаточно указаний, что та девочка – Наоми. Вернее, ребенок, которого он узнал под именем Наоми, на самом деле Норико. Иначе пришлось бы признать, что совпадения простираются до каких-то смехотворных пределов.

Норико.

Такое имя нетрудно выговорить европейцу. Но Даймонд не мог себя заставить думать о ней иначе как о Наоми. И оправдывал себя тем, что так избежит путаницы, контактируя с американской полицией. Здесь плохо приспосабливались к перемене обстоятельств. Подтвердился диагноз «аутизм». И Даймонд, хоть и обрадовался, что его версия оказалась верна, внутренне сжался, увидев на бумаге роковое слово. Несмотря на факты, он все-таки надеялся, что найдется способ вылечить маленькую девочку.

Обдумывая содержание факса, Питер попытался представить мать Наоми. Блестящая женщина, Юко Масуда бросила научную работу, чтобы выйти замуж, но ее постигло горе – молодой муж погиб в автокатастрофе. Она отдавала все силы воспитанию дочери, которая реагировала на внешний мир вовсе не так, как дети других матерей. В чем причина, она скорее всего не понимала, прежде чем Наоми не исполнилось три или четыре года. Несчастная мать, размышлял Даймонд, согласилась на предложение миссис Танака, тоже сотрудницы университета, взять ребенка с собой в поездку в Европу и Америку. Она хотела получить передышку от стресса, который сопровождал воспитание больной аутизмом девочки. Но каким образом добросердечное намерение могло привести к убийству и похищению ребенка?

Даймонд покачал головой, вздохнул и принялся писать благодарственный ответ, добавив в него для колорита единственное слово, которое знал по-японски – сайонара[8]. Затем разорвал лист. В голове все путалось. Не время прекращать переписку с Японией. Пусть там сейчас поздний вечер, но расследование только начинается.

Загрузив лист в факсимильный аппарат, Даймонд направился в свой новый отель, чтобы принять душ и побриться. Поспать удалось часа три, но утром он чувствовал себя на миллион иен.

Первый человек, с которым Даймонд заговорил в библиотеке Колумбийского университета, воскликнул с видом, словно совершил открытие:

– Так вы англичанин!

– Да, – кивнул он.

Когда такое случалось – а в Нью-Йорке это происходило сплошь и рядом, – Даймонд чувствовал, что просто признать свою принадлежность Англии еще недостаточно. От него ждут большего: завопить «Бог храни королеву!» или поддернуть штанины, чтобы обнажить носки с изображением «Юнион Джек»[9]. Ни на что подобное он был не способен.

Даймонд представился, объявив, что придан нью-йоркской полиции – небольшое искажение фактов, – но он никогда не стеснялся слегка приукрасить правду, если это шло на пользу правосудию.

Старший библиотекарь, странноватый тощий тип с приклеенной к губам особенной улыбкой, какая бывает у политиков и древнегреческих статуй, объявил, что просто обожает английскую полицию, и поинтересовался, зачем посетитель явился в библиотеку – по официальному делу или по личному. Питер объяснил, что ему необходимо свериться с международным банком научных проектов, если библиотека таким располагает. Сам он уже знал, что этот банк в библиотеке есть.