Я могла бы взять ее. Мысль пришла сама, настолько отчетливая, что я вздрогнула. Стоп, без глупостей. Я со своей-то жизнью не справляюсь. Но вдруг справлюсь? Стану той, кто так нужен Элли? Сердце колотилось. Может, именно сюда, к Элли, вели меня сны.

– …о твоем муже… – Погрузившись в свои мысли, я расслышала только конец фразы.

– Что? – Щеки у меня вспыхнули.

– Элли говорит, ты рассказала ей о своем муже, – повторил Эндрю, озабоченно поглядывая на меня.

Мне стало очень стыдно.

– Прости, я понимаю, таких вещей детям не рассказывают. Но хотелось объяснить Элли, что идеального не существует, и, даже если чья-то жизнь выглядит сверхблагополучной, на самом деле это не так. Но я, конечно, не должна была посвящать ее в свои дела. Это совершенно непрофессионально. Больше не повторится, обещаю.

– Кейт, – мягко прервал он меня, и я заметила, что мне нравится, как он произносит мое имя. – Кейт, я вовсе не критикую тебя. Я только хотел напомнить, что если тебе вдруг понадобится с кем-то пооткровенничать, то есть я.

– С тобой? – удивилась я. И тут же поняла, как это его резануло. – Прости, не хотела обидеть.

Он пожал плечами:

– Не хочу на тебя давить, но порой легче бывает поговорить с чужим человеком, чем с тем, кто все знает с самого начала. Хоть я и не совсем чужой. Хотелось бы думать, что мы становимся друзьями. – Он глянул себе под ноги. – К тому же я твой должник: я-то тебя загрузил своей историей насчет брата.

– Ничего не загрузил, – пробормотала я. Может, рассказать ему о Дэне, о наших проблемах? Нет, это сродни предательству – подключать к нашим отношениям другого мужчину. Но как же хочется, чтобы кто-нибудь ободрил: мол, все пройдет, все уладится.

– Что такое? – участливо спросил Эндрю.

Я все еще колебалась.

– Помнишь, я говорила тебе, что вижу сны, как будто живые?

– О Патрике, – кивнул он, и меня почему-то удивило, что он запомнил имя моего мужа.

– Да. – Я глянула на него, все еще нерешительно. – Эти сны напомнили мне о том, что я чувствовала с ним. А с женихом, с Дэном, – все не так. – Что я говорю? С ума сошла, что ли? – То есть жениха я тоже люблю, – заспешила я, – безусловно. Просто все по-другому.

Эндрю снова кивнул.

– Так и должно быть, я думаю, – сказал он, помолчав. – Вопрос в другом: счастлива ли ты, чувствуешь ли, что все идет как надо.

– Понимаю, – пробормотала я, чувствуя себя дурой: ну кто меня тянул за язык?

– Послушай: смерть мужа изменила тебя навсегда, как меня изменило то, что случилось с братом, – продолжал он, и теперь я прислушалась, потому что эти слова отличались от всех прежних советов, которые мне довелось получить. – Так что нет смысла сравнивать сегодняшний день с прошлым, ведь ты сама стала другим человеком, не той, какой была, пока Патрик был жив. Нужно смотреть вперед и думать о том, чего ты хочешь, а не назад, на то, что было у тебя раньше.

В глазах защипало.

– Откуда такая мудрость?

– Пресловутый метод проб и ошибок, – рассмеялся он. – В основном ошибок.

Мы дошли до 31-й, и разговор оборвался. Эндрю поднял руку, останавливая проезжавшее такси. Оно затормозило, Эндрю неловко обнял меня, стараясь не прижимать, и я села в машину.

– Эндрю! – позвала я уже изнутри.

– Да?

– Я тоже рада, что мы становимся друзьями.

В понедельник утром я вновь проснулась в том мире, где жила с Патриком, и от радости на миг даже перестала дышать. Я очень боялась, что в прошлый свой «визит» все испортила и больше уже сюда не попаду.

Но вот он Патрик, в постели рядом со мной – совершенно реальный, плотный, теплый. Я потянулась к нему, чуть не плача. Он пошевелился и начал просыпаться. Я нырнула к нему под левую руку – мое законное место!

– Доброе утро, Кэтили, – сказал он хриплым спросонья голосом. Прижал меня к себе и поцеловал в макушку.

– Скажи, что любишь меня, – потребовала я, цепляясь за него, как за спасательный круг.

Патрик рассмеялся и взъерошил мне волосы.

– Люблю тебя, чудачка! – сказал он. Линия его рта смягчилась, от уголков глаз разбежались лучики – двенадцать лет назад этих морщинок еще не было. – Я знал еще прежде, чем увидел тебя…

– …Что ты – моя судьба, – шепотом закончила я. Замерла, вслушиваясь в ровное биение его сердца. Потом спросила: – Как мама?

Он вздохнул.

– Вчера я говорил с ней: похоже, не очень. Химиотерапия здорово ее выматывает. Не знаю, что со мной будет, если мы ее потеряем.

– Мы ее не потеряем! – решительно возразила я. – Она поправится.

И снова меня кольнула вина: той, реальной Джоан я не звонила с того дня, как незваной явился к ней на крыльцо. Поглощенная другими проблемами, я забыла о ней, по сути, предала Патрика. Свяжусь с ней, как только смогу.

Мы перебрались на кухню, Патрик налил мне кофе.

– Скажи мне, Патрик, – я попыталась сформулировать мучащий меня вопрос, – я… я хорошая мать?

Он обернулся ко мне.

– В смысле, вот ты смотришь на меня: ты видишь какие-то проблемы, что-то, что мне следовало делать лучше? – продолжала я, думая о том, как Дэн усомнился в нашей способности быть родителями. – Или все-таки я в основном справляюсь? Помогаю дочке сделать правильный выбор, когда надо? Ханна чувствует себя любимой?

– Ну конечно, милая, – ответил он. – С чего ты вдруг?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Что-то сомнения одолели.

Он нахмурился:

– Кейт, я, кажется, никогда тебе не говорил, но, как только я впервые увидел тебя с Ханной на руках, я сразу понял.

– Понял что?

– Понял, что так и должно быть. Я знал, что в тебе сильно материнское начало, и любил эту черту в тебе – как и миллион других черт. Но как только я увидел ее у тебя на руках, словно бы все стало на места. Вселенная пришла в полную гармонию. Ты создана быть матерью, это как дождь всегда мокрый, трава зеленая, лед – холодный.

– Ты настолько уверен? – улыбнулась я.

– Ты – лучшая из мам, – ответил он.

Наш разговор был прерван появлением Ханны – пижама вся мятая, волосы дыбом.

– Плохой сон приснился, – сказала она, потирая глаза. – Мне снилось, как будто…

Не дав ей закончить, я крепко притянула Ханну к себе. Так была рада ее видеть, так счастлива была побыть ее матерью – пусть хоть несколько минут, – что все остальное в тот миг не имело значения.

– Мамочка, ты меня задушить хочешь? – спросила Ханна, и я выпустила ее – но она уже улыбалась.