– В полицию позвонить? – спросила я напоследок.

– Судя по тому, что ты рассказала, она сбежала. – Эндрю призадумался. – Дадим ей час, хоть это и против правил. Не хочется лишать ее мать шансов восстановиться в правах.

– Восстановиться?

– Да. Ты же знаешь, она дважды в неделю навещает Элли и надеется вернуть ее. Я пока для себя не решил, заслуживает ли она второй попытки, но если все обернется к лучшему, а в деле останется запись о побеге, это испортит дело. Давай подождем час, прежде чем сжигать мосты? Может быть, нам удастся самим ее найти.

В такси я четыре раза набирала номер Элли и послала десяток СМС, но ответа не получила. Мне казалось, Эндрю напрасно тянет: ей всего двенадцать, одна на улице, ночью. Что угодно может произойти.

Эндрю ждал у входа в дом Грегоров.

– Родни и Сальма отправились на поиски, – сказал он, придерживая дверь такси, пока я расплачивалась. – Они пошли налево, мы пойдем направо. Тут полно ночных баров и ресторанов.

Мы зашагали по улице.

– Эндрю, я за нее боюсь, – призналась я.

– Обойдется. Девочка умная, с ней все будет в порядке, – поспешил он меня успокоить, но тут же сорвался: – Вообще-то я тоже боюсь.

На углу мы решили разделиться и звонить друг другу на мобильный. Я быстро шла по 31-й авеню, а к тому времени, как добралась до ресторанов и баров, уже почти бежала. Заглянула в первый, «Грейди», но он уже закрывался, посетители разошлись.

– Не видели девочку двенадцати лет, темные глаза, темные прямые волосы? – спросила я официанта, пробегавшего мимо с грязной посудой.

– Нет, мэм.

Поблагодарив, я вышла на улицу. Не повезло мне и в итальянском ресторане «Просекко», и в круглосуточной кофейне «Ап Латте». Затем три темные витрины, и вдруг из ресторана впереди послышалась музыка. Я почти сразу узнала мелодию и кинулась туда бегом. Та самая песню, которую Элли играла в день нашего знакомства. Которую она сама сочинила.

* * *

Бар «Симон» оказался плохо освещенным, явно сомнительным местечком. Трое немолодых мужчин в разной степени опьянения сидели у бара, в углу обнималась парочка, еще трое мужчин, прямиком из «Утиной династии», сгрудились за столиком, где уже стояло с десяток пустых пивных бутылок. Никто из них не смотрел на девочку в дальнем конце зала, которая что-то наигрывала на обшарпанном пианино; теперь она подбирала Hey Jude.

Облегченно выдохнув, я отписала Эндрю СМС: «Нашла. Бар ”Симон“, середина 31-й». Спрятала телефон в карман и подошла к Элли. Она и взглядом меня не удостоила. Даже когда я опустилась рядом на банкетку рядом с ней, она продолжала меня игнорировать. Я накрыла ее руку ладонью.

– Элли, – мягко спросила я, – что ты здесь делаешь?

Не глядя мне в глаза, она ответила знаками: «Кому какое дело?»

«Мне», – так же ответила я.

– Ну, конечно, – сказала она вслух. – Вы даже на эсэмэску не ответили.

Я уставилась на нее:

– Элли, я тебе раз сто написала!

Она сощурилась недоверчиво, и я попросила:

– Ты в телефоне посмотри, если мне не веришь.

Что-то бормоча себе под нос, она вытащила телефон из сумки и нажала кнопку меню. Телефон не включился. Она виновато подняла глаза:

– Похоже, разрядился.

– Да уж, побег ты продумала до мелочей.

– Я никуда не убегала, – огрызнулась она. – Просто хотела побыть одна.

– Это называется – одна? – Я махнула рукой в сторону барной публики.

– Плевать, – буркнула она. Снова потянулась правой рукой к клавишам, взяла несколько нот. – Маму видела, – как бы невзначай добавила она.

– В Святой Анне? В день посещения?

Она покачала головой, отвела взгляд.

– Так что произошло? – настаивала я. Не дождавшись ответа, я уточнила: – Она приехала к тебе в приемную семью?

Злой смех.

– Ага, щаз. Нет, это я поехала повидаться с ней. В ее дебильную квартиру. А тот парень открывает мне и говорит: ей сейчас неудобно. Моей маме сейчас надо побыть без меня, а я чтоб мотала домой.

– А дальше что?

Она пожала плечами.

– Я обошла и заглянула в боковое окошко. И она была там вовсе не одна. Болтала с какой-то теткой и ржала.

– Ох, Элли! – вздохнула я. – Значит, она тебя не видела?

– Еще как видела! Точно знаю: видела, она вытаращилась так, словно увидела какую-то знаменитость или звезду. А потом повернулась спиной. Потому что ей на меня наплевать. Лучше ржать с чужой теткой.

– Элли, вполне может быть, что ты ошибаешься. Она могла увидеть собственное отражение в стекле или еще что-то.

– Она видела меня! – рявкнула Элли так, что парочка, обнимавшаяся в углу, обернулась к нам. – Видела, – чуть тише повторила она. – Но ей пофиг.

Я тайком глянула на часы: когда же появится Эндрю? Он-то знает, как утешить ребенка, в отличие от меня. А пока мне пришлось довериться сердцу.

– Может, ты и права, она тебя видела, – уступила я, – но ты же знаешь: взрослые иногда поступают неправильно.

– Это они умеют.

– Я хочу сказать: ребенку трудно понять, что у кого-то из родителей есть свои собственные проблемы. Но проблемы есть у всех. И если она даже увидела тебя и отвернулась, даже если ты права, из этого еще не следует, что ей все равно. Ты говорила, что она лечилась от наркомании. Может быть, сейчас она учится обходиться без наркотиков и ей это тяжело дается, вот она и ведет себя странно. У взрослых бывают трудные времена, когда они делают ошибки, потому что сами запутались.

– Вы же не делаете таких ошибок.

Я подумала и ответила жестами: «Боюсь, делаю».

– Да ладно. – Она поглядела на мои руки и покачала головой: – Я вам не верю.

– Элли, у каждого в жизни свои косяки.

– Да ладно. Приведите хоть один пример: что в вашей идеальной жизни не так? – Она усмехнулась мне в лицо, уверенная, что я не найдусь с ответом.

– Речь не обо мне, Элли, а о тебе.

Глаза ее увлажнились, она часто замигала.

– Вот видите? Все вы врете. Нет у вас никаких проблем. Идеальный муж, парочка идеальных деток, идеальный домик, наверное, в придачу. У таких, как вы, всегда все в порядке, и вы учите жить таких, как я.

Переходить на мою личную жизнь не хотелось, но час был поздний, сил оставалось мало, к тому же я подумала, что имеет смысл разрушить сложившийся у Элли стереотип, и потому, вздохнув, сказала:

– Я живу в квартире, а не в домике. И у меня нет детей, Элли, потому что я не могу забеременеть.

Она вытаращилась на меня, потом опустила глаза и пробормотала: