– Пойду наведаюсь в Малый театр, спрошу, что они мне там скажут. Не могу же я жалобу без внимания оставить.

– Никак не можете, Григорий Васильевич, – залебезил хозяин, – потому как вы такой человек: уж очень хочется вам, чтобы все кругом в полном порядке было.

– А ты смотри у меня, чтобы без хулиганства, – погрозил напоследок Аристов и заторопился к выходу.

До Малого театра сыщики добрались пешком. Остановившись около тумбы с афишей императорского театра, Григорий Васильевич отыскал в труппе играющих Митрохина Павла Ивановича и Дергунова Платона Степановича (правда, его фамилия бы написана мелким шрифтом и в самом конце среди прочих актеров). Зато Митрохин Павел Иванович блистал! Его фамилия была отпечатана едва ли не аршинными буквами на большинстве спектаклей. А на следующий месяц предполагался его бенефис, и театр намеревался провести его с большой помпой и с приглашением ведущих артистов второй столицы. Так что Митрохин был весьма заметной фигурой, что следовало учитывать при общении.

Прошагав до Петровской площади, где располагался Малый императорский театр, Аристов остановился перед сводчатым проемом, после чего решительно потянул тяжелую дверь. В вестибюле было прохладно и тихо, только со стороны сцены доносился чей-то могучий бас, явно кого-то отчитывающий за нерадивость.

– Позвольте узнать, – обратился Аристов к буфетчице, протиравшей тонкие фужеры вафельным полотенцем. – А где мне найти артистов Митрохина Павла Ивановича и Дергунова Платона Степановича?

– Ежели Митрохина, так енто вам туда надобно, – махнула женщина рукой в сторону служебного входа, – топайте на этот голосище. Он самый и будет. Только он чего-то сегодня не в настроении.

– Отчего так?

– Это он завсегда так, когда с большого похмелья. Орет на всех, – и, понизив голос, добавила: – Я бы на вашем месте подождала малость, пока он не уймется. Вот придет ко мне в буфет, примет клюквенной стопочку, закусит ее зернистой икоркой, тогда ему враз полегчает.

– Ничего, мы попробуем рискнуть, – со значением посмотрел Аристов на своего молчаливого сопровождающего.

– Ну, я вас предупредила, – произнесла буфетчица.

Немолодая, видно, работавшая в театре не один год, она знала, о чем говорила.

По мере того как сыщики приближались к сцене, голос артиста все более крепчал; невольно возникало ощущение, что он проникал в самый отдаленный уголок театра.

Глянуть на обладателя столь громкого голоса было любопытно, и Григорий Васильевич поймал себя на том, что невольно ускоряет шаги.

Когда он вошел в зал, то увидел, что у самой сцены, энергично размахивая руками, стоял высокий человек в мундире, на груди которого было с десяток орденов. Генерал Аристов невольно приостановился, принимая его за важного господина. И только всмотревшись, он различил маскарад: голубая лента была перекинута через левое плечо, а орден Святого Князя Владимира прицеплен отчего-то на правую сторону груди. Григорий Васильевич широко улыбнулся, весело подумав: «Наш клиент!»

Откуда-то из-за спины выскочил тощий человек и, указывая на Аристова, шедшего немного впереди, заговорил скороговоркой:

– Павел Иванович, вас спрашивают.

Митрохин, обернувшись, сурово глянул на подошедших. Возможно, парадный кафтан со многими орденами заставил бы дрогнуть всякого, но только не Григория Васильевича, закаленного на всякого рода чудачествах.

– И чего же им надобно?

Артист решительно не желал замечать подошедших.

С первого взгляда было понятно, что Митрохин невероятно творческая натура и решительно не желал выходить из образа крупного государственного мужа. «Это кого же он изображает: Шувалова, Разумовского? Или все-таки светлейшего князя Григория Потемкина?»

– Вам, сударь, лучше всего у нас спросить, – встрял в разговор Григорий Васильевич.

– А, собственно, кто они такие? Гони их в шею, Митрофаныч! – важно высказался Митрохин, приподняв аристократический подбородок. – И чтобы я их больше не видел. – И уже тише, явно наслаждаясь звучанием своего голоса, продолжил: – Прямо даже не знаю, что делать с поклонниками. Неужели не ясно, господа? Театр закрыт! Должен же я когда-нибудь отдыхать.

– Вот оно что, а ведь мы…

– Ага, понимаю, – перебил сыщика артист. – У вас для меня презенты. Что с вами будешь делать, господа поклонники! Так и быть, я приму подарки, а потом уходите, мне нужно войти в образ. Вы даже не представляете, как сложно играть государственного мужа, облаченного властью!

Григорий Васильевич невольно хмыкнул:

– Разумеется, не знаем. Откуда же нам знать, сирым и убогим… Но я вас совершенно по другому поводу беспокою. Вы вчера были в трактире «У дяди Вани»…

– Разумеется, я там бываю каждый день, – перебил актер. – Там великолепная кухня. А вы, собственно, кто такие?

– Я начальник Московского уголовного сыска генерал-майор Аристов Григорий Васильевич, а это мой помощник, – кивок на Кривозубова.

Артист благосклонно качнул головой, давая понять, что несказанно рад знакомству.

– Вот оно что! Польщен, весьма польщен. Как все-таки работает наша сыскная полиция! Вчера я потерял кошель со ста рублями, а сегодня вы мне их уже решили передать… Весьма благодарю, господа. Разумеется, вы не останетесь внакладе, получите свою причитающуюся премию. Актер Митрохин никогда не был скрягой! – не без пафоса произнес Павел Иванович. – Надеюсь, десять рублей вас устроит? Только я ума не приложу, каким образом вы меня отыскали? Ведь в кошельке не было адреса.

Аристов слушал артиста со снисходительной улыбкой, тот его забавлял.

– Эта наша работа, милейший вы наш, служить гражданам. Только смею вас разочаровать, ни о каких ваших ста рублях я не ведаю, а пришел к вам совершенно по другому поводу. Вы вчера обедали в трактире «У дяди Вани», и к вам подошел молодой человек, который…

– Да, да, совершенно так оно и было! – возликовал Митрохин. – Платоша, друг мой любезный! К нам господин начальник из сыскной полиции пожаловал! Отыскался тот самый злодей, который совершил на тебя нападение.

Занавес тяжело колыхнулся, и на сцену вышел плотной позитуры мужчина лет сорока. Быстро спустившись в зал, он сдержанно, но с большим достоинством представился:

– Платон Степанович Дергунов, ведущий артист Малого императорского театра.

– Вот что, сударь, – все более раздражаясь, сказал Аристов. – Это не вас вчера один купчина потрепал?

– Понимаю, – одобрительно закивал артист, – вы его уже заарестовали. Вот что значит признание и народная любовь – не успели артисту по мордасам надавать, а полиция уже на его защиту встала! И что, его ждет небось каторга? Так ему и надобно. Поделом! Пусть посидит с душегубами да громилами, они его уму-разуму быстро научат!

– Хм… А я к вам совершенно по другому делу.