За десять минут до начала слушания Уинстон сидел в маленькой камере за залом заседаний. Напротив него расположилась его общественный защитник, мисс Рейчел Фишер. У Рейчел был насморк. Она пролистала дело Уинстона, кашляя, вытирая нос обратной стороной ладони и капая соплями на его папку.

– Мистер Фошей?

Уинстон кивнул, одновременно оскорбленный и обрадованный, что обошлось без рукопожатия.

– У вас тот еще послужной список. Из-за вашего обыкновения не являться на заседания суда прокурор попросил залог в три тысячи долларов. Поскольку вы не имеете возможности его выплатить, я постараюсь снизить сумму.

– Я имею возможность.

Рейчел чихнула и уставилась на него.

– Имеете? Тогда попросим о залоге, и отправитесь домой, – сказала она с решительностью адвоката.

– Имею, но платить не собираюсь. Деньги нужны мне для другого.

– В таком случае вне зависимости от того, признаете вы вину, вас скорее всего без залога отправят в Райкерс. Думаю, если мы признаем вину по жестокому обращению с животными, районный прокурор снимет остальные обвинения без особого сопротивления. Незаконное ношение оружия – ерунда, нет ни оружия, ни свидетелей. Остальное – обычная чепуха. Думаю, вам грозит максимум четыре месяца, может, штраф. Может, вообще ничего.

– Я ни в чем не признаю вину. Я ничего не сделал, а меня арестовали.

– Но мистер Фошей, вас обвиняют во владении оружием и жестокости к животным, конкретно, что вы пристрелили питбуля, – адвокат сверилась с бумагами, – по кличке Дер Комиссар. Прострелили ему голову. Так что арестовали вас не просто так.

– Никто меня не арестовывал. Я сам произвел гражданский арест себя, мне нужно было попасть в тюрьму по своим делам, но я ничего не делал.

– То есть вас арестовали, но при этом не было никакого преступления per se?

– Нет, я не совершал преступления пер се. Пер се. – Уинстон позволил фразе повисеть на кончике языка, наслаждаясь заграничным звучанием. – «Пер се». Что это за язык?

– Латынь.

Пытаясь дышать через забитый нос, Рейчел запрокинула голову. Следующие пять минут она расписывала Уинстону действенность признания вины, уставившись носом в потолок.

– Есть вопросы, мистер Фошей?

– Как зовут судью?

– Судья Вайнштейн.

– Он еврей?

– Думаю, да.

– Тогда у меня еще есть шанс. Может, я буду представлять сам себя.

– Если хотите выставить себя дураком, не желающим нанять адвоката или платить залог, дело ваше, выступайте pro se.

– Я не знаю никаких про се, но я сам себя арестовал и сам буду себе адвокатом. Не вижу проблемы. Если начну проигрывать, включу Аль Пачино в «Правосудии для всех». Начну орать: «Нет, это ты нарушаешь порядок. Вся система нарушает порядок!»

Адвокат громко высморкалась, вытерла красные раздраженные ноздри и собрала свои бумаги.

– Ладно, как угодно. Вы видели «Убить пересмешника»?

– Разумеется.

– Тогда советую включить Грегори Пека и очаровать судью.

Прежде чем мисс Фишер поднялась, чтобы уйти, Уинстон схватил ее за запястье.

– Может, вы возьмете на себя Грегори Пека и выведете безвинного ниггера на свободу?

Рейчел переключилась на южный говор и спросила Уинстона:

– Ты не насиловал белых женщин, юноша?

Уинстон подыграл:

– Нет, мэм. По крайней мере никто не жаловался.

– Уинстон, ты убил ту собаку?

– Да, но она пыталась укусить моего сына.

– Я поговорю с прокурором.

Когда они вошли в зал суда, у Уинстона приключилась небольшая паническая атака: он вспомнил, что в фильме «Убить пересмешника» Грегори Пек проиграл.

Судья Вайнштейн председательствовал, отгороженный от правонарушителей именной табличкой и высоким столом из красного дерева. Дела рассматривались с размеренностью часового механизма. Конвейер правосудия доставлял свой груз, обвиняемых, из кресел в зале на скамью перед столом судьи. На каждого уходило не больше сорока пяти секунд. Помощник районного прокурора доставал бумажку, зачитывал обвинения и рекомендовал залог в сумме Х долларов. Адвокат указывал на смягчающие обстоятельства, например что обвиняемый является единственным кормильцем нуждающейся семьи, и просил снизить сумму залога на треть. Обвинение возражало, что значительный залог вполне оправдан, поскольку обвиняемый привлекается не в первый раз и представляет опасность не только для законопослушных членов общества, но и для собственного физического здоровья. Судья соглашался; обвиняемый получал печать «Сделано в США» и автобусом отправлялся на остров Райкерс. В промежутке между слушаниями судья Вайнштейн пошуршал бумагами и воткнул себе в ухо наушник радиоприемника. Он слушал репортаж с игры «Метс».

Пристав назвал номер дела Уинстона и пригласил того пройти к столу судьи. Когда подсудимый прошел через дверь в загородке, седеющий судья вынул наушник из уха и сообщил:

– «Метс» в низу седьмого ведут пять к трем. Дженкинс только что выбил двойную пробежку.

Информация была встречена нестройными аплодисментами. Уинстон заметил, что Вайнштейн доволен ходом игры, и счел это хорошим знаком. Пристав назвал имя Уинстона. Они с Рейчел приблизились к судье. Прокурор прочитал длинный список обвинений. Судья Вайнштейн вставил наушник еще на десять секунд.

– У Хендерсона два страйка. Мистер Фошей, вы понимаете суть выдвинутых против вас обвинений?

– Да.

– И ваш ответ?

– Виновен.

– Мой клиент имеет в виду, что признает вину по обвинению в жестоком обращении с животными, ваша честь.

Прокурор заявил, что народ Нью-Йорка снимает остальные обвинения. Но прежде чем судья успел вынести приговор, Уинстон выпалил:

– Собака напала на моего сына, ваша честь. На младенца.

Вайнштейн поднял очки, чтобы лучше разглядеть Уинстона. Где-то в Квинсе игрок «Метс» отбил лайнер, который отлетел от перчатки шорт-стопа в центр площадки.

«Он похож на Муки Уилсона, – подумал судья. – Боже, я обожал Муки».

– Мистер Фошей, какой породы была собака, которую вы застрелили?

– Что-то вроде питбуля, ваша честь.

Судья Вайнштейн кивнул.

– Хорошо, ненавижу этих собак. Но мистер Фошей, меня беспокоит наличие у вас незарегистрированного огнестрельного оружия.

– Это обвинение снято, ваша честь, – с фальшивой улыбкой заметила Рейчел.

– Я помню об этом, советник. Но пистолет меня беспокоит сильнее, чем дохлый пес.

– Никакого дымящегося пистолета, ваша честь, – сказал Уинстон.