– Двоих??? – они аж на стульях подскочили.

– Ну да, в тот вечер, накануне Машиного отравления, эти двое были здесь поочередно. Сначала я зятя увидел, когда пса внука моего выгуливал, – дед заметил, что стали озираться в поисках собаки, и рассмеялся: – Да нет его здесь, нет. Внук сегодня за городом ночует, забрал щенка с собой. Так вот, во время вечерней прогулки я видел Александра. А часом позже… Уж не знаю, ушел он от Маши или нет, в ее квартиру звонил тот самый следователь. Я пошел к почтовым ящикам. Я всегда хожу за газетами пешком. И вниз пешком, и вверх тоже. Это, знаете ли, позволяет мне держать форму. Так вот, когда я шел, этот человек с добродушным лицом как раз звонил в дверь. И он еще, знаете, так боком от меня, боком, чтобы я его хорошо не рассмотрел. А потом… Уже дня через два после того, как Марию увезли на «Скорой», этот пришел ко мне домой и начал задавать вопросы.

– Какие вопросы?!

Сердце у Новикова колотилось, кажется, даже в деснах. Какой борщ? Какие котлеты? Вот он, момент истины! Вот она, разгадка, в двух шагах муравьиной поступи! Еще немного, еще чуть-чуть, и все будет разгадано! Все главные злодеи будут обличены и…

– Он стал задавать мне вопросы про дочь Маши, то есть про Свету. Когда я видел ее в последний раз? Как жила она с мужем? Какие отношения у нее были с матерью? Я счел эти вопросы нелепицей, о чем прямиком этому следователю и сказал. И посоветовал обратиться за помощью к их родственникам или друзьям. А еще лучше к самим членам этой семьи. И спросил его, разве Мария Ивановна не была с ним откровенна в тот вечер накануне отравления? И знаете, что в тот момент случилось? – Дедок выдержал эффектную паузу, а потом произнес почти шепотом: – Готов поклясться, что он хотел задушить меня за то, что я его узнал!..

Гостиничный номер, где она просыпалась третье утро подряд, наверное, можно назвать шикарным. Красивая удобная мебель в двух ярко освещенных комнатах, сверкающая никелем и зеркалами ванная. Коробки по диванам, креслам, подоконникам. Горы коробок с нарядами, которые ей накупил Макс за минувшие двое суток. Были еще коробочки поменьше. Бархатные, плоские, закрывающиеся с глухим стуком, в которых сверкали и переливались две пары сережек, колье, цепочка с подвеской и… кольцо. То самое кольцо, приняв которое она должна была сказать ему «да». И вроде бы вчера так и сказала. Она не поняла, если честно, что вымолвить успела, потому что он смял ее рот, стиснул ее губы своими, и ответа – четкого, внятного, понятного ей самой хотя бы – не получилось.

А еще в номере было французское окно на их этаже, и выходило оно на залив, над которым с утра до ночи с тоскливыми криками носились чайки. Серая вода залива без конца покрывалась рябью от пронзительного ветра. Парапеты ограждения тоже были серыми от времени и сырости, набережная, дома, деревья – все сизо-серое. И когда Макс возвращался после каких-то важных встреч и трудных переговоров, он тоже казался ей таким же серым и унылым, как весь этот город, где он решил ее спрятать.

Алиса с шумом задернула штору, чтобы не видеть этой свинцовой воды и невзрачного города. С куда большим удовольствием она бы сейчас у себя на кухне варила кофе и смотрела в окно, выхватывающее часть двора, трамвайные пути и стоянку таксистов. Потом с не меньшим удовольствием влезла бы в свою старенькую, но еще вполне прилично выглядевшую шубку, вышла бы на улицу и…

Вот в этом месте Алиса всегда спотыкалась, потому как не знала, куда потом ей следовало идти. Подруги больше не было. Макс останется еще недели на две в этом скучном городе, ставшем средоточием его деловых интересов. Новиков? А что Новиков? Он всего лишь журналист, заинтересовавшийся ее историей. И где гарантия, что его интерес не пропал с ее отъездом. Может, он давно уже и думать забыл и про нее, и про ее нескучную историю, едва не стоившую ей жизни. Не звонит же? Не звонит. И на два ее звонка так и не ответил.

Был еще мальчишка Андрюшка, но он куда-то подевался. Может, сбежал, может, загулял по примеру родителей. Думать о том, что подросток в беде, Макс ей не позволял. И даже звонил кому-то и просил разузнать о нем. И через три с половиной часа сообщил, что будто бы все в порядке. Она поверила, потому что хотела верить в это.

И еще был Аристов, странный мужик, о котором она чем больше думала, тем больше тосковала.

Вот кого она не имела права оставлять в беде точно! И все доводы Максима о том, что улика, найденная в вещах Петра Ивановича, могла там оказаться не потому, что ее подкинули, а наоборот – он сам ее и спрятал…

Она накричала на Макса, когда он так сказал. Накричала, заперлась в ванной и проревела там полтора часа, ругая себя за все. И за Аристова, которого предала. И за Максима, которому досталось совершенно ни за что. И даже за бедного Сашку, которому не звонила уже тысячу лет.

Алиса медленно обошла комнаты номера, осторожно трогая красивые дорогие вещи. Может быть, кто-то, да хотя бы и Тайка та же, попискивал бы сейчас от восторга, окажись она здесь. Роскошно, дорого, обслуга гостиницы даже склоняется в поклоне, здороваясь. Когда она вчера утром попросила горничную протереть лужу на лоджии после дождя, та едва языком ее вылизывать не стала, перепугавшись, что Алиса побежит жаловаться старшему по этажу.

И ей сразу сделалось неловко за испуг этой старательной женщины, за ее угодничество. И снова захотелось домой.

Алиса провела пальцами по телефонному аппарату, сняла трубку и после некоторого замешательства набрала Сашкин рабочий номер. Сказали, что он в отгулах. Позвонила ему домой. И он тут же, на втором звонке, ответил. Злым, заспанным и незнакомым голосом.

– Саш, ты? – спросила она.

– Я, а кто это?

– Ты дурак совсем, да? – обиделась Алиса и почувствовала, как в носу защипало. – Это я!

– Алиска… – выдохнул он со странным гортанным всхлипом. – Ты… Где ты? Я звонил тебе на домашний, ты не отвечаешь. На мобильный не стал звонить. Соседка сказала, что ты, что у тебя… Замуж выходишь будто, да?!

– Наверное.

Она пожала плечами, глянула на себя в зеркало. Господи, тут везде зеркала, на каждом шагу. Невозможно шагу ступить, чтобы не поймать себя в них – поникшую, удивленную, растерянную…

– Везет, – совсем с детской завистью произнес ее старинный друг. – Избраннику твоему везет, говорю. Ключи, кстати, я отдам, когда вернешься. Они мне теперь ни к чему. Да… Везучий он…

– Наверное, – снова повторила она.

– Что ты какая-то… Что-то не так? А, Алиска? – он шумно задышал в трубку. – Ты скажи, я тут как тут! Я готов!

– Саш, что там с Марией Ивановной? Ко мне приходил Савосин…

– Приходил?! – перебил он, как ей показалось, с ужасом. – Он приходил к тебе?!

– Ну да. А что такого-то?

– Нет, ничего, – она поняла, что Сашка надулся. – Что говорил?

– Сказал, твоя теща пыталась покончить собой. Правда?

Он молчал непозволительно долго. За это мучительно долгое время с ума можно было сойти от мыслей всяких страшных, а тут еще чайки дурацкие всю душу надорвали своим тоскливым криком.