Альдред непроизвольно открыл глаза. Всё же, не умер. Проснулся, хоть и не должен был — после такой-то колотой раны. Он сопел: чумная слизь ему забила весь нос.

Не помешало бы высморкаться от всей души, зажав поочерёдно по ноздре. Да только сразу, едва дёрнувшись, стало ясно, что этому не бывать.

Его руки связаны тугим узлом за спинкой стула, на который его посадили. Кто это был? Где он сейчас? И вообще, зачем ему понадобился кто-то вроде предателя?

Приходилось дышать ртом. Впрочем, и это давалось не без труда. Два-три вдоха, и из дыхательных путей в горло поднялась густая мокрота. Флэй разразился надрывным кашлем и сплюнул целый комок себе под ноги. Легче от этого не стало.

Болезнь уже освоилась в его теле. Когда она убьёт носителя так или иначе — всего лишь вопрос времени.

Тьма мало что говорила о том, где находится беглец. И только притупленные чувства могли описать его нынешнее, шаткое положение. За спиной потрескивало пламя. Его тусклый свет обнимал Альдреда за плечи. Достаточно близко, чтоб тот почувствовал тепло — не такое согревающее, как хотелось бы.

Огонь вырывал из тьмы едва различимые очертания вокруг пленника. Пол устлали каменной плиткой. Едва уловим запах пыли. Это помещение — может, подвал? О, нет.

Комнату обдувал смрадный саргузский ветер, что просачивался через небольшие отверстия. Не в стенах. Стало быть, ставни — старые, но заколоченные. Внутрь с улиц Города не бил свет дня. Даже если солнце ещё не село и не скрылось за тучами, оно обдает своими лучами другую часть неизвестного здания.

«Где я?» — думал про себя дезертир. Голос в голове звучал растерянно. Им степенно овладевало отчаяние.

Флэй почти не шевелился, ещё не отойдя от беспамятства. Его голова раскалывалась подчас невыносимее, чем у перебравшего пьяницы. Может, в месте его заточения и было сравнительно тепло, но холод… Холод будто бы исходил из самого его тела. По коже бегали мурашки. Спина покрывалась испариной.

И без того худо пришлось, так ещё и тьма навевала ему настроения, сравнимые с клаустрофобией. Альдред будто бы вернулся в пересохшую канализацию городища на острове. Никого, кроме него. А источник света настолько беден, что лишь усугубляет потерянность человека в давящей пустоте. Очерчивает границы его познания в бездне.

Ренегат напрягся, насколько мог. Хотел проверить, насколько туга верёвка, обвившая его руки, прицениться к шансам вырваться на свободу. Жалкая попытка. Едва дезертир дёрнулся, мышцы его отозвались гнетущим спазмом. Его позвоночник согнуло, будто стянутый тетивой лук. Что за мучения!

Лицо сморщилось, будто в глаза прыснули соком лимона. Зубы стиснулись, как вдруг челюсти разжались. А с губ, словно растянутая нота, сошёл жалобный скулеж побитой суки. Альдреду было худо, как никогда. Хуже всего то, что от этого состояния, совершенно статичного, беглец никак не мог избавиться.

Ведь самому себе — здесь и сейчас — он не принадлежал. Его схватили. Его удерживали в заточении. Мариновали зачем-то, будто кусок мяса, в полном одиночестве. Кошмар обыкновенного горожанина постиг и его — он стал жертвой. Кристаллизовался в образе добычи некого хищника. Но чьей?

Хотя даже в нынешнем положении вещей дезертир сумел отыскать и позитивные, казалось бы, моменты. Он ведь был должен умереть — прямо там, у донжона. Кровью истечь, как обыкновенный пьянчуга в подворотне от заточки. Его ещё теплый труп судьба обещала своре упырей, что уже откушала Копфом и Глизи. Но что-то пошло не так.

Мужчина в очках, вспоминал ренегат. Кем бы тот ни был, он умудрился притащить его сюда. Живьём. Что бы ни задумал неизвестный, с трупами не играется. Более того, он сделал всё, чтобы Альдред Флэй не помер по дороге в пункт назначения, чтобы не отправился на тот свет, пока руки очкарика не дойдут до него.

Колотая рана в туловище обработана. Зашита. Перевязана. Вероятно, нежданный спаситель успел досконально осмотреть свою жертву, пока тот пребывал в беспамятстве. Не зная мотивов содеянного, беглец бы не удивился, если бы очкарик ещё перевязал его ногу и руки свежими бинтами.

Это не могла быть обыкновенная забота. Его поступок не был свойственен жителям Саргуз — что до, что с приходом Чёрной Смерти. Он хотел, чтобы ренегат выжил. Но почему так?

Инквизиторская городская форма для экстренных выездов куда-то пропала. Остался предатель только в своих порванных штанах. Даже портянки — и те сняли. Вместо них неизвестный обвязал стопы Альдреда бинтами. То же самое — и руки.

Забота ли это? А может, замысел, который умом простого человека не постичь?

Если и был ответ, пустота помещения дать его не могла. Огонь — тем паче молчал.

Ренегат осёкся и вытянулся по струнке на стуле. Нет. Ему не показалось. Во тьме кто-то шевельнулся. Сквозь шелест очага и треск тлевших поленьев до ушей дезертира донёсся стук. Чьи-то каблуки обивали каменные плиты. Неизвестный приближался.

Тук. Тук. Тук. Словно сама Смерть решительно шла по душу Флэя, бодро подмахивая руками в приближении.

Пламя вырвало из полумрака чей-то силуэт. Свет попал на круглые линзы очков, проехался по стеклу, порождая зловещий блеск. За время затишья глаза Альдреда успели немного привыкнуть к отсутствию должного освещения. Перед его взором постепенно вырисовывались черты неизвестного — не то спасителя, не то похитителя.

«К-кто это ещё?..»

Маленький рот изогнулся в противной улыбочке. Из-за губ чуточку показались удивительно ровные и как будто бы белые зубы. Стало быть, это не какой-то отброс общества, а человек из высших слоев, не обделенный престижем, раз так за собой следил. Мог позволить себе, очевидно. Уже от этого узнику стало не по себе вдвойне: необъяснимая тревога, порождённая диссонансом.

Наоборот же, нет. С чудовищем на манер этого он уже встречался. Но тогда всё было несколько иначе. Теперь Альдред был один, а в тот злосчастный день — в тот злосчастный день он потерял то единственное, что оставалось дорого. Жизнь его поделилась на до и после — также чётко, как слоги в бойкой речевке.

Дезертир прищурился. Увы, не так много он мог рассмотреть, как хотелось бы.

Треугольное лицо — белое, как мел. Работы в поле этот человек не знал, а вот в местах, куда палящему солнцу Саргуз так просто не добраться…

Волосы его в темноте казались угольно-чёрными. Даже сейчас, когда всем плевать, как и кто выглядит, он отыскал время, чтобы их уложить вверх и вбок, дабы целиком открыть выпуклый лоб. Мало того, что очки, — густые брови чуть прятали глубоко посаженные, мелкие глаза.