– Дженси, милая, успокойся…

Она проснулась и открыла глаза. Саймон, лежавший с ней рядом, поглаживал ее ладонью по щеке.

– Что с тобой, дорогая? Кошмарный сон?

– Да, мне приснился шторм, приснилось, что наш корабль идет ко дну.

Он обнял ее за плечи.

– Море действительно взволновалось, но ничего серьезного.

– Откуда ты знаешь?

– На палубе – никакой суматохи. Спи, милая. Ты в безопасности. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

«О, мой любимый, мое сокровище! Если бы я могла сказать тебе то же самое!»

Снова заснуть не удалось, и с первыми лучами солнца она встала, чтобы не поддаться искушению – ведь Саймон по-прежнему лежал рядом.

Быстро одевшись, Дженси накинула на плечи плащ, решив, что выйдет ненадолго на палубу, хотя по-прежнему немного штормило.

В салоне она увидела Керкби, расставлявшего на столе тарелки для завтрака.

– Чудесное утро, мэм, – сказал он с улыбкой. Дженси кивнула и подумала о том, что стюард, наверное, во всем находит что-то приятное. Можно было ожидать, что однажды он скажет: «Сегодня чудесный ураган».

Она вышла на палубу, но ей пришлось остаться под навесом. Ветер был слишком сильный, и временами волны даже заливали палубу. Однако настоящего шторма не было, и матросы, не обращая на волны и ветер ни малейшего внимания, делали свое дело.

Внезапно дверь отворилась, и Дженси, обернувшись, увидела Саймона.

– Дорогая, что ты тут делаешь в такую погоду?

– Мне захотелось подышать.

Он посмотрел на нее с некоторым удивлением, потом молча взял за руку и увел с палубы. Втолкнув жену ее в каюту, Саймон снял с нее плащ и вытер полотенцем ее лицо.

– В чем дело, любимая? – Он заглянул ей в глаза. Она отвернулась и пробормотала:

– Что-то меня опять немного тошнит. Я, наверное, прилягу.

– Да, конечно. – Саймон помог жене раздеться и уложил ее в постель. – Я принесу тебе сладкий чай и хлеб с джемом. Постарайся поесть, любимая.

Он принес Дженси завтрак, но у него у самого не было аппетита, и он вышел на палубу, на пронизывающий ветер.

Саймон очень беспокоился за жену, а во время ее болезни его мучило ощущение собственного бессилия – она страдала, а он ничем не мог ей помочь, ничего не мог для нее сделать. Он твердил себе, что она не может умереть от морской болезни, что ее кузина, наверное, была очень болезненная барышня, и все-таки он ужасно за нее боялся. Когда же она наконец выздоровела, он решил, что теперь все будет в порядке, но вот ей снова стало плохо…

К нему присоединился Хэл. Ухватившись за поручень, он спросил:

– Что, неприятности?

Оба не потрудились надеть шляпы – это было бы бессмысленно на таком ветру.

– Джейн, – ответил Саймон. – Похоже, опять морская болезнь.

– Ничего удивительного, – сказал Хэл. – Морские путешествия особенно тягостны для женщин. Да и погода сейчас не самая лучшая.

– Дело не в этом, – пробормотал Саймон. – Вернее, не только в этом. Скажи, ты доверяешь своей Бланш?

– Конечно.

– Я имею в виду не верность. Я имею в виду – во всем.

– Конечно, – повторил Хэл. – А ты не доверяешь Джейн? Но почему?

– Не знаю. – Саймон пожал плечами. – Именно это и сводит меня с ума. Вроде бы мне не в чем ее подозревать, но я чувствую… Иногда мне кажется, что она что-то от меня скрывает, понимаешь? Я ее люблю, а она что-то скрывает…

– Да, понимаю. – Хэл ненадолго задумался. – Но знаешь, я видел, как она за тобой ухаживала, когда ты болел. Поверь, Саймон, нечестные женщины так себя не ведут.

– Я вовсе не об этом, Хэл. Видишь ли, я…

– Продолжай, я слушаю.

– А как же опарыши?

– Опарыши?.. Ты о чем?

– Откуда она про них узнала?

Хэл в изумлении уставился на друга:

– Саймон, она спасла этими червяками твою руку. Чего же тебе еще?

– Конечно, спасла. Просто я не понимаю, откуда она знает…

– Спроси у нее.

– Она говорит, что узнала об этом от какой-то женщины, интересовавшейся народной медициной. По-твоему, этого достаточно, чтобы выступить против опытного хирурга, рискуя моей жизнью?

Хэл снова задумался.

– Ну, если уж ты так ставишь вопрос… Да, полагаю, она рисковала.

– И еще, Хэл… Ты не знал Джейн до смерти Исайи, но поверь, она вела себя как пожилая монашка. Теперь-то я знаю, что это был театр, что на самом деле она совсем другая. Правда, настоящая Дженси нравится мне гораздо больше, но я не перестаю удивляться… Зачем? А сейчас она опять стала какой-то странной.

– Дженси? Ты назвал ее Дженси?

– Да, это ее детское имя. Она хочет, чтобы я так называл ее, когда мы наедине.

– А Дакр говорил, что в детстве ее называли Джейни.

Саймон пожал плечами:

– Возможно, он ошибся. Вот ты – что ты помнишь о семьях своих учителей?

– У одного из них была красивая дочка, – с ухмылкой ответил Хэл.

– Неужели? Знаешь, со мной та же история. Я тоже помню учителя, у которого была красивая дочка.

Друзья рассмеялись. Какое-то время оба молчали, потом Хэл проговорил:

– А может, это ее дядя хотел, чтобы она именно так себя вела, чтобы была тихой и послушной?

Саймон решительно покачал головой:

– Нет-нет, напротив, уж я-то знаю! Он с удовольствием накупил бы ей нарядных платьев, если бы она захотела. Исайя хотел, чтобы она стала «Йоркской красавицей», как он выражался, а она вместо этого стала домашней хозяйкой и чем-то вроде клерка при нем.

– Стеснялась?

– А ты как думаешь?

– Думаю, что нет, – ответил Хэл, немного помолчав.

– Тогда что же с ней?

Хэл снова помолчал, потом сказал:

– Вчера вечером мне показалось, что она чего-то испугалась.

Саймон нахмурился:

– Но чего именно? Я бы понял, если б Макартура. Но он же мертв.

– Ты сидел рядом с ней, а я – напротив. Так вот мне показалось, что она очень встревожилась.

– Когда, в какой момент?

– Я не уверен, но полагаю, в тот момент, когда заговорила с Дакром.

Саймон еще больше помрачнел.

– Может, она там что-нибудь натворила? Что-то такое, чего теперь стыдится. Не могу представить, что она могла сделать, но я должен знать…