Я рванул вперед, но постоянно оглядывался, пытаясь увидеть следующего врага: по моим расчетам, он уже должен был показаться из-за угла здания, где мы сражались с арлекином, но его не было видно. Странно. Я еще пытался понять, куда он делся, когда услышал разъяренный рев и увидел, как картонное здание, вдоль которого я бежал, затряслось, а потом в нем появилась дыра, в нее просунулась лапа и начала активно расширять.

Демоны Ада, совсем забыл о такой возможности! Мой противник, активно работая когтями, расширял дыру, явно опасаясь попасть в ловушку. Умно, ничего не скажешь. Но и в то же время глупо. Быстро подбежав к пролому, проделанному медведем, начал активно работать штыком: остро заточенное лезвие с треском вспарывало ткань, из разрезов вываливалась вата, а мой враг, забыв обо всем, явно впав в боевой раж, продолжал упорно лезть вперед сквозь слишком узкую для него щель, пока окончательно не застрял.

Я снова и снова колол и резал, превращая ткань, из которой было создано тело огромной мягкой игрушки, в лохмотья. Хлопья ваты мокрым снегом падали под ноги. Стоило в очередной раз вскинуть свое грозное оружие для нового удара, как мне в бок прилетело что-то тяжелое – удар был настолько силен, что меня отбросило назад, выбив карабин из рук, и заставило кубарем покатиться по земле.

Попытался встать: бок, куда пришелся удар, полыхал огнем и болел так, что не было возможности даже вдохнуть. Зелье лечения должно помочь – на мое счастье я всегда держу несколько пузырьков в карманах пояса. Надеюсь, оно сработает. Пока я за ним тянулся, рядом со мной снова упало что-то тяжелое, не долетев буквально полшага. Приглядевшись, увидел, что это пластиковый кубик с небольшими круглыми выступами. Похоже, именно таким меня и ударили в первый раз.

Заодно я увидел, кто в меня им запустил – один из странных уродцев, целиком состоящий из огромных детских кубиков, вышел из-за угла дома и взмахом руки отправил в меня новый снаряд. Кувырок в бок, уход с линии броска, взгляд вправо на игрушечного медведя, чтобы проверить, что с ним – тело безвольно висит в проделанном им же проеме, взгляд вверх – осталось три шара, значит с этим все. Отлично, значит, только эти двое и раненый арлекин.

Деревянный меч извлечен из сумки, и вперед, в новый забег, виляя из стороны в сторону, уходя от бросков, сближение и длинный прыжок вверх, пропуская под собой летящий кубик, кувырок вперед и широкий размашистый удар мечом поперек тела пластиковой фигурки в стык между соединениями кубиков. От удара противник разлетается на куски. Новый взмах меча, чтобы отбить летевший мне в голову подарок от его приятеля, пробежка вперед и серия быстрых размашистых ударов. Мой враг распадается на куски, взгляд вверх – остался только один красный шар с нарисованной рожей клоуна, сидевшего на углу бутафорского здания.

Своими неуклюжими деревянными руками он старался соединить разрезанные мной куски нитей, до последнего пытаясь бороться за жизнь. Его несуразные большие пальцы раз за разом силились ухватить слишком тонкие для них веревки в тщетной попытке связать их между собой. Арлекин посмотрел на меня, понимая всю безнадежность своих попыток, и тут меня пробрало, словно какое-то марево спало, будоражившее мне кровь, заставлявшее совершать опрометчивые поступки – кем бы ни были эти создания, как бы нелепо они ни выглядели, но они чувствовали, страдали и хотели жить… А значит, это люди, а не игрушки. Боги Ада! Это я что, тут одиннадцать человек непонятно зачем перебил?! И сейчас собираюсь еще одного прикончить… Нет, так не пойдет!

Подойдя ближе к деревянной фигурке, переставшей дергаться и замершей обреченно, я, подняв голову вверх, заорал:

– Эй! А может, хватит? Он же один из вас, и остался последний, давайте дадим ему шанс пожить?

Казалось, мои слова утонут в этом море голосов, упадут, как камень в омут, не оставив даже волн, но шум начал стихать, пока не воцарилась могильная тишина. Все смотрели на деревянный помост: тысячи голов задраны вверх, даже раненый клоун смотрит туда с надеждой.

Ярко красная коробка, стоящая наверху, приоткрылась, словно мерзавец, прячущийся в ней, решил на секунду выглянуть наружу, чтобы понять, почему наступила тишина. Секунды ожидания тянулись, разные мысли кружились в голове: может зря я все это затеял, один удар решит все. Но жизнь – это не игрушка, кому бы она ни принадлежала. Слишком много я видел в своей жизни всего, чтобы бездумно обрывать чужие. Наконец, коробка раскрылась, и оттуда показалась голова распорядителя турнира. Оглядев трибуны, замершие в тишине и явно ждущие его решения, он ненадолго задумался, а потом снова свесился вниз, в этот раз, правда, не рискнул близко приближаться ко мне. Он несколько секунд рассматривал меня и раненого клоуна возле моих ног. Затем вкрадчиво заговорил:

– Милосердия просишь? Ну что ж, это можно: сидящий на троне уже получил свою плату, но условие было таково, что с арены выйдет лишь один, а не двое, и если ты хочешь оставить ему жизнь, то лишишься своей награды за победу. Ты готов на это, незнакомец?

Честно говоря, я немного засомневался. Неведомая награда могла оказаться чем угодно: кучкой бесполезного мусора или артефактом божественного ранга – зачем-то же лезут сюда, несмотря на все опасности, искатели сокровищ? Секундные колебания распорядитель турнира явно сумел оценить и понять по-своему: я уже видел, как по его роже расплывается ухмылка. Думаешь, купил меня? Сумел просчитать? Перебьешься! Я и так в этом рейде взял больше, чем ожидал, теперь бы сохранить, а спасенная жизнь пусть будет моей платой Слепцу. С тобой, грустный клоун, я разделю удачу.

– Пусть живет, – мои слова словно выбили пробку, сдерживавшую всех: крики радости, гром оваций… А болезненно поморщившаяся рожа распорядителя послужила мне отличной наградой.

– Да будет так, – проскрипел он, после чего скрылся в своей коробке наверху.

Убрав в сумку оружие, я наклонился над своим недавним врагом. С его большими деревянными пальцами на руках слишком сложно натянуть и связать тонкие нити веревок, а быть калекой, неспособным ходить, не самое лучшее в мире занятие. Мой недавний соперник удивился и явно не понял, что я хотел ему помочь – своими большими руками он попытался прикрыть искалеченную ногу.

– Успокойся, приятель, я тебе уже не враг, наш поединок закончен, – говоря это, я осторожно отвел его руки в стороны и быстро связал разрезанные штыком концы тонкой веревки. – Ну вот и все, может, хромать и будешь, но зато сможешь хотя бы ходить. Кто вас тут знает, может, калек тут принято добивать.

Закончив помогать и снова поднявшись, я с удивлением заметил, что трибуны по-прежнему полны. Служки, мохнатые обезьянки в униформе, уже успели вынести тела погибших, дома, деревья и прочие элементы ландшафта потихоньку исчезали внизу уже без скрипа несмазанных механизмов. А вверху над ареной разгоралось яркое солнце бледно-серебристого цвета. Оно с каждой секундой светило все сильней и ярче, и я почувствовал, как синяки и раны, полученные мной в бою и наспех залеченные с помощью зелий, под его лучами исчезают, растворяясь, срастаются ребра, треснувшие от удара, тело вновь становится полным сил и энергии. А на арену тем временем выкатили тележки, на которых лежали одиннадцать фигурок, накрытых тканью. Интенсивность лучей нарастала, свет, полыхающий вверху, затмил собой все, я буквально ослеп, не видя вокруг себя ничего…