Поэтому я переключилась на орден. Размышляла о неспособности Теда и его верных сторонников идти на компромисс.

Тед хотел, чтобы люди оставались людьми, чего бы им ни стоили их усилия.

Темная буря собралась на горизонте моего разума с Рудра Мани четко в ее центре.

– Тебе знакомо имя Султан Смерти? – спросила я.

Дали замерла, а затем покачала головой:

– Нет.

Я помолчала. Кстати, я же еще не узнала результат анализа расплавленного серебра! Дерека. Магический прилив отхлынул, когда я спала, но, похоже, опять набирал силу. Я пододвинула к себе телефон. Гудок. Наконец-то.

Телефон – одно из тех нестабильных устройств, которые иногда работали во время магии.

Большинство людей не понимали, как он работает. Для них это – практически волшебство, и иногда магические волны «разделяли» такую точку зрения.

Я набрала домашний номер Андреа. На втором гудке она ответила.

– Привет.

– Привет.

– Я только что получила результаты, – произнесла она. В ее голосе ни капли юмора. – Это не серебро, а электрум.

Ясно. Электрум – природный сплав серебра и золота с щепоткой меди – обладал невероятной алхимической мощью. А еще был чрезвычайно ядовитым для оборотней.

– У тебя недостаточно высокий уровень допуска, чтобы знать остальное, поэтому тебе они ничего не скажут, – заявила подруга. – Конкретный сплав – очень старый и крайне ядовит для перевертышей. У меня самой – высокая терпимость к серебру. Но его я даже не могу держать, Кейт. Ты помнишь соглашение, которое мы заключили во время Вспышки?

– Да.

Мы договорились, что я никогда не проболтаюсь ордену, что Андреа – звереныш. В свою очередь подруга будет помалкивать о том, что у меня полно конкретной информации о Роланде (последнее может спровоцировать коллективный припадок истерии среди рыцарей ордена).

– Есть только один человек, у которого имеется доступ к большому количеству сплава. Состав довольно специфический…

– Около пятидесяти пяти процентов золота, сорок пять – серебра, три процента меди, а остальное – случайный мусор.

– Да.

Samos electrum, полученный из монет, отчеканенных на греческом острове в Северном Эгейском море в 600 году до нашей эры.

Мое сердце пропустило удар. Логика проиграла, а моя неразумная паранойя восторжествовала.

– Полагаю, ты в курсе, то это означает, – произнесла она.

– Угу. Спасибо, – ответила я.

– Будь осторожна.

Я повесила трубку.

Роланд. Только он владел запасом пресловутого электрума.

Без сомнения, он хотел, чтобы сокровище тратили экономно, возможно изготовив из него пули или колья, однако ракшасы расплавили его, чтобы вылить на лицо Дерека.

Уроды.

Итак, Роланд оказался Султаном Смерти. Если я продолжу противостоять ракшасам, то вступлю в конфронтацию с его агентами. Меня обнаружат.

– Ты в порядке? – спросила Дали.

– Лучше не бывает, – ответила я.

Волна горячего гнева накрыла меня. Если бы меня раскрыли, я стала бы бороться с ним всеми силами, как и моя мама. Это была иррациональная, абсолютно идиотская мысль, и я упивалась ею. Я чудовищно устала от приступов паники, но я не сдамся.

Джим поднялся по лестнице.

– Он очнулся и разговаривает.

Я бросилась вниз, оставив свой кофе.

24

Он сидел на кровати, его ноги укрывала синяя простыня. Он был в человеческом обличье, цвет кожи вернулся к нормальному.

Волосы, как и раньше, стали темно-каштановыми.

Вот и все, что осталось от прежнего Дерека.

Его лицо утратило идеальную симметрию. Черты приобрели суровость и грубую твердость.

Я всмотрелась в него: теперь его лицо от верхней губы и до линии волос на лбу казалось слегка неровным, будто разбитые кости черепа срослись не совсем правильно. Раньше, если он приходил в какое-нибудь злачное место, кто-то ему свистел и говорил, что он слишком хорошенький. Теперь люди смотрели бы в свои стаканы и шептали друг другу: «Вот парень, который повидал много всякого».

Он поднял на меня взгляд. Темные бархатные глаза уставились на меня. Обычно в них искрилось лукавство, пробивавшееся сквозь мрачное самообладание волка. Сейчас от него не осталось и следа.

– Привет, Кейт.

Его губы шевелились, но мне потребовалась секунда, чтобы соотнести низкий скрипучий голос с самим Дереком.

– Повреждены голосовые связки? – спросила я.

Он кивнул.

– Это навсегда, – тихо произнес Дулитл и вышел из комнаты.

– У тебя такой голос, будто ты зарабатываешь на жизнь убийством людей, – сообщила я ему.

– Да и выгляжу так же, – улыбнулся он.

Эффект был пугающим.

– На тебе есть место, по которому можно ударить?

– Зависит от того, кто будет бить.

– Я.

Дерек поморщился:

– Тогда нет.

– Уверен? У меня за пару дней накопилось много груза, который нужно сбросить. – Мой голос сорвался.

Я пыталась взять себя в руки.

– Абсолютно.

Моя вина, тревога, беспокойство, боль и сожаление – все то, что я тщательно упаковала и спрятала в самые глубокие уголки сознания, чтобы я еще хоть как-то могла функционировать, внезапно мгновенно разрослось и стало давить на меня. Я боролась, чтобы сдержаться, но это было сродни попыткам бороться с приливом. Намека на облегчение было достаточно, чтобы поток прорвался и потопил меня.

Позвоночник превратился в мокрую тряпочку. Я прижала руки к бокам, пытаясь сохранить равновесие и не упасть. Твердый, горячий ком встал в горле. Мое сердце глухо билось. Это было больно, очень, и я даже не понимала, откуда исходит боль. Я просто знала, что она есть. Холод и жжение одновременно окутали меня, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы они не стучали.

– Кейт, – откуда-то до меня донесся встревоженный голос Дерека.

Если бы я только могла сказать, что я в порядке.

Мне хотелось заплакать или кому-то пожаловаться: я очень нуждалась в освобождении, но мои глаза оставались сухими, и боль никак не отпускала, терзая меня изнутри.

Дерек наклонился ко мне. Он побледнел, новое лицо застыло как маска.

– Прости.

Он уткнулся лбом в мои волосы, обняв меня за плечи. Я повисла в собственном, полном боли мире, словно пылинка посреди бури.

– Ты не можешь больше так со мной поступать, – сейчас мой голос звучал как заржавевший, будто я им не пользовалась годами. – Ты не можешь показывать мне, что у тебя есть проблемы, и не позволять помочь. Не давая мне ничего сделать.