– Конечно, нет. Хотя я беспокоюсь о вас. Я не хочу, чтобы он доставлял тебе боль, а мне кажется, так и будет. Мне неприятно говорить это, но как твой друг я считаю, что так и будет.

Я хочу возразить, даже сержусь, но в глубине души понимаю, что он прав. Однако почему-то надеюсь, что он ошибается.

– А что ты собираешься делать с Ноем?

– Понятия не имею. Я боюсь, что, если я порву с ним, я пожалею, но то, что я делаю, несправедливо по отношению к нему. Мне нужно время, чтобы определиться.

Он кивает.

– Лэндон, я так рада, что ты на меня не сердишься. Я была такой дурой. Даже не знаю, что сказать. Прости меня.

– Ничего, я понимаю.

Мы оба встаем, и он обнимает меня. Обнимает тепло и дружески – и как раз в этот момент дверь открывается.

– Хм… я помешал? – раздается голос Хардина.

– Нет, заходи, – говорю я, и он морщится.

Надеюсь, он в хорошем настроении.

– Я принес тебе, в чем спать.

Он кладет на кровать небольшую стопку одежды и поворачивается, чтобы уйти.

– Спасибо, но ты можешь остаться. – Я не хочу, чтобы он уходил.

Он смотрит на Лэндона, сухо произносит:

– Нет, спасибо, – и покидает комнату.

– Какой он капризный! – тяну я и шлепаюсь на кровать.

Лэндон хихикает и тоже садится.

– Капризный не то слово!

Мы оба хохочем, а затем Лэндон рассказывает о Дакоте и как он не может дождаться, чтобы она приехала в следующие выходные. Я почти забыла о костре. Туда придет Ной.

Возможно, стоит попросить, чтобы он не приходил. Что, если все эти чувства и перемены между мной и Хардином – только в моем воображении? Я чувствую, что сегодня, когда он сказал, что хочет меня сильнее, чем кого бы то ни было, между нами что-то изменилось. Но он не сказал, что чувствует что-то ко мне – только что хочет меня. Около часа мы болтаем с Лэндоном обо всем – от Толстого до видов Сиэтла, – потом он желает мне спокойной ночи и уходит к себе, оставляя меня наедине с шумом дождя и мыслями.

Беру одежду, которую принес Хардин: его фирменная черная футболка, красно-серые штаны в клетку, какие-то огромные черные носки. Забавно, если Хардин подумал, что я их на самом деле надену, но потом я понимаю, что вещи, скорее всего, из шкафа с неношеной одеждой. Подношу футболку к лицу и чувствую его запах. Он ее недавно носил. Невозможно прекрасный мятный запах опьяняет, он давно стал самым любимым ароматом в мире. Переодеваюсь, штаны оказываются хоть и велики мне, но очень удобные.

Ложусь и натягиваю одеяло до груди, упираюсь взглядом в потолок и вновь переживаю весь день. С мыслями о зеленых глазах и черных футболках я медленно проваливаюсь в сон.

– НЕТ! – Меня вырывает из сна голос Хардина. Я действительно что-то слышала или показалось? – Пожалуйста! – снова кричит он.

Вскакиваю с постели и выбегаю в коридор. Руки находят холодный металл дверной ручки, и, к счастью, она открывается.

Снова слышу:

– НЕТ! Пожалуйста…

Я не знаю, что с ним; если ему больно, я понятия не имею, что делать. Хардин без футболки, завернутый в толстое одеяло, мечется по кровати. У него жар, сильный жар.

– Хардин! – говорю я спокойно, пытаясь его разбудить. Его голова свешивается набок, он стонет, но не просыпается. – Хардин, проснись! – кричу я, стискивая его сильнее, и трясу, сидя на нем сверху. Потом хватаю его руками за плечи и снова сильно встряхиваю.

Он открывает глаза; секунду их наполняет ужас, который вскоре сменяется растерянностью, а затем облегчением. С его лба катятся капли пота.

– Тесс, – хрипит он.

То, как он произносит мое имя, сначала разбивает мне сердце, а затем исцеляет его. Несколько секунд он выпутывается из одеяла, затем заводит руки мне за спину и прижимает к себе. Грудь его мокра от пота, но я не двигаюсь. Я слышу, как бьется его сердце, быстро качая кровь возле моей щеки. Бедный Хардин! Я обнимаю его. Он гладит меня по волосам, в темноте повторяя мое имя снова и снова, будто заклинание.

– Хардин, с тобой все в порядке? – одними губами произношу я.

– Нет, – признается он.

Его грудь поднимается и опускается медленней, но дыхание еще неспокойно. Не хочу допытываться, что за кошмар ему сейчас снился. Не спрашиваю, хочет ли он, чтобы я осталась, я и так это знаю. Когда я приподнимаюсь, чтобы погасить лампу, он вздрагивает.

– Я собираюсь выключить свет или ты не хочешь? – спрашиваю я.

Он расслабляется, отпуская меня.

– Выключи, пожалуйста, – просит он.

Комната погружается в темноту, и я кладу голову ему на грудь. Думаю, что уснуть в такой позе, лежа друг на друге, будет сложно, но ему удобно лежать так, и мне тоже. Его сердце стучит так успокаивающе, гораздо приятнее, чем дождь за окном. Я отдала бы все, чтобы лежать вот так каждую ночь, чтобы он обнимал меня и тихо дышал мне на ухо.

Просыпаюсь от того, что Хардин ворочается подо мной. Поднимаю голову с его груди и встречаюсь взглядом с зелеными глазами. При свете дня я не сразу вспоминаю, как я здесь оказалась. Не могу понять выражение его лица, и это меня беспокоит. Пытаюсь подняться, но шея и ноги затекли.

– Доброе утро. – Он мягко улыбается, успокаивая мои волнения.

– Доброе утро.

– Ты что?

– Шея затекла, – говорю я.

Хардин поворачивает меня спиной к себе. Внезапно он кладет руки мне на шею, и я вздрагиваю. Но быстро успокаиваюсь, когда он начинает нежный массаж. Я закрываю глаза; изредка вздрагиваю, когда он нажимает на больное место, но боль быстро исчезает, пока он трет.

– Спасибо, – говорит он первым.

Я поворачиваюсь к нему.

– За что?

Может, он намекает, что я должна поблагодарить его за массаж?

– За то, что мы пришли сюда. И за то, что остались.

Щеки краснеют, и он опускает взгляд; Хардин не перестают меня удивлять.

– Ты не должен благодарить. Хочешь поговорить об этом? – Я надеюсь, что он скажет «да». Хочется узнать, о чем он думает.

– Нет, – говорит он, и я киваю. Мне хочется расспросить его, но я знаю, что будет, если к нему приставать.

– Я хочу поговорить о том, как сексуально ты смотришься в моей футболке, – шепчет он мне на ухо.

Он наклоняет мою голову к своей, и его губы касаются моей кожи. Я закрываю глаза, когда его пухлые губы прихватывают мочку моего уха и осторожно дергают. Я чувствую его эрекцию, и это вызывает во мне невероятную слабость. Он в том настроении, когда я могу расслабиться и получать удовольствие.