Он отыскал один ствол сзади за ремнем, второй на голени, по очереди отбросил их ногой к генералу и буркнул:

— Порядок.

— Стоять! — Самойленко застыл в нескольких шагах от нас, держа мой пистолет в обеих руках.

— Все в порядке, — пробормотал куратор и шагнул вперед.

— Стоять, я сказал! — заорал шеф, теперь уже бывший.

У покойников, как известно, начальства нет.

— Старый дурак! — с чувством произнес я. — Кому ты поверил?

На Сергеича было жалко смотреть. Он топтался на месте как бегемот и бормотал себе под нос что-то совершенно неразборчивое.

— Вы абсолютно правы, Кондратьев, — сказал генерал, сделал шаг в сторону и уселся в кресло. — Действительно дурак, сам же меня и привел. — Он покачал головой. — Как только таких тупиц в разведке держат?

— Па-па-па, — прошептал Сергеич.

Он стал совсем бледным, по лицу его заструился пот.

— Что он там бормочет?

— Думаю, хочет сказать, что ты подонок, — проговорил я.

— Не припомню, чтобы разрешал обращаться к себе на «ты».

— А мне как-то по барабану, — сердито отозвался я.

Мы стояли перед ним с дурнем-куратором как герои

забытой картины «Допрос коммунистов». Он, сволочь такая, нагло развалился поодаль, как другой, глубоко отрицательный персонаж все с того же полотна.

Кандауров вдруг схватился за грудь, захрипел и пошатнулся. Я едва успел его подхватить.

— Замри! — Моя левая рука скользнула в верхний нагрудный карман пиджака куратора. — Там у него лекарство, — пояснил я.

— Хорошо, только плавно и медленно, — снизошел генерал. — Этот старый дурак мне пока нужен живым.

Я нащупал упаковку, достал, выломал из нее таблетку и попытался засунуть ему в рот, а он все отворачивался.

— Не надо, — прохрипел наивный старец. — Стас, я не хотел.

— Да не вертись ты, убогий! — взревел я и запихал таблетку ему в пасть. — Глотай, кому говорят!

— Какая трогательная забота, — умилился Самойленко. — А теперь, герои, садитесь на пол к стене.

— Как скажешь, — буркнул я и аккуратно уселся так, как мне было велено.

Сергеич просто сполз по стене.

— Замечательно. Теперь сдвиньте ножки.

Кто бы возражал, сдвинули как миленькие.

— Слышь, мужик, а закурить можно? — спросил я. — Плавно и печально, а?

— Обойдешься, — отрезал генерал. — Думаешь, я о твоем портсигаре ничего не знаю?

— Нет так нет. — Я вздохнул. — Тогда чего сидим, кого ждем? Ты вроде нас кончать собирался.

— Я? — Самойленко удивленно поднял брови. — И в мыслях не было.

— Прекрасно! — Я воспарил душой. — Значит, потрещим и разбежимся. Вот здорово!

— Не значит, — деловито уточнил генерал. — Я вас убивать не собираюсь, сами как-нибудь справитесь.

— Это как? — лениво спросил я, хотя прекрасно знал ответ.

— Да так. — Самойленко улыбнулся.

Душа его, сразу видно, пела и плясала. — Мы с товарищем полковником пришли на встречу с оперативным работником, неким Скоморохом, а он перенервничал, так бывает, потерял контроль, ну и…

— Неужели?

— Именно так все и было, — подтвердил Самойленко. — Не поверишь, просто хотели поговорить, успокоить, он же вдруг начал стрелять. Смертельно ранил собственного куратора.

— А тот, перед тем как склеить ласты, тоже успел разок-другой пальнуть и, конечно, попал, — предположил я.

— Рад, что ты все правильно понял, — проговорил генерал. — К моему немалому сожалению, именно так все и произошло. — Он вздохнул. — Какая жуткая трагедия!

— Лихо! — похвалил я и тут же спросил: — А когда стрелять начнешь, часом не промахнешься? А то, сам понимаешь…

— Не боись, — заявил генерал и осведомился: — Ты меня в форме видел?

— Один раз.

— Значок «Мастер спорта» на кителе заметил?

— Вроде да.

— Это по стрельбе, — скромно признался он.

— Ну, тогда все в порядке, — сказал я. — И чего ты медлишь?

— Торопишься на тот свет?

— Не очень.

— Тогда так. — Он подцепил ногой второй пистолет, нагнулся, поднял и уложил на журнальный столик перед креслом. — Я задам несколько вопросов. Пока отвечаешь, вы оба живы. Как тебе?

— В принципе, согласен. Но с небольшой поправкой.

Второй раз за последнее время меня, перед тем как грохнуть, начинают расспрашивать. Тенденция, однако.

— Это как?

— Я отвечаю на твой вопрос, ты — на мой.

Это тоже уже было.

— Зачем тебе? — искренне удивился генерал. — Все равно ведь…

— Да пойми ты! — Я медленно поднял руку и вытер лицо. — Я проиграл. Обидно, конечно…

— А знаешь, что для меня самое обидное? — перебил он.

— Пока нет.

— То, что я сделал вас обоих и никому не смогу об этом рассказать!

— Подумаешь.

— Не скажи. — Самойленко покачал головой. — Тебя, между прочим, чуть ли не асом считают. Считали, — сразу же поправился он, пренебрежительно указал мизинцем на жалкого, бледного, постанывающего Кандаурова и продолжил: — Об этом тупице вообще легенды ходят. Если вы лучшие, то кто тогда худший?

— Может, ты? — огрызнулся я, но он только рассмеялся.

— Все рано или поздно проигрывают, — вдруг произнес мой куратор твердо и четко.

— Он прав, — подтвердил я.

— Проигрывают только идиоты! — торжествующе закричал победитель. — Такие вот, как вы!

— Хорош орать. — Я поморщился. — Вопрос за вопрос, согласен?

— А почему бы и нет? — снизошел он. — Начнем с того, когда, где и как до тебя доперло?..

— Вот, собственно, и все, — сказал генерал и повел стволом снизу вверх. — Подъем!

Мы встали на ноги.

— А можно и я спрошу? — Сергеич потер грудь и виновато улыбнулся.

На месте Самойленко я открыл бы огонь прямо здесь и сейчас. Хотя откуда ему, дурню паркетному, знать, что обычно следует за этой улыбкой?

— Что с тобой, старый хрен, поделаешь, — отозвался он, так ничего и не поняв. — Валяй!

— Тебе ведь там хорошо платят? — Мой куратор ткнул пальцем туда, где, по его мнению, находился наш бывший вероятный противник, а ныне — стратегический партнер.