– Да, конечно. Спасибо.

Выключив коммуникатор, я задумалась. Конечно, я Валентина беззастенчиво использую. Но ведь взамен я даю ему то, в чем он так остро нуждается – уверенность, покой, удовольствие. А скоро подарю и детей. Ведь он очень хочет детей. Я могу сделать его счастливым, да и мне рядом с ним… хорошо.

Ну и зачем тогда вообще нужна сумасшедшая любовь?

14.12.2042. Город.

ЖК «Уютный». Вера

Меня всегда радовали солнечные утра, тем более зимой. А сегодня – особенно. Ведь меня разбудил самый прекрасный звук на свете – требовательный голос моей малышки.

Моей звездочки. Моего сокровища. Моей Оленьки.

Ей всего три недели от роду, но развита она как… ну как полугодовалый ребенок. Во время беременности (если это можно так назвать) я перечитала уйму специальной литературы, поэтому знаю, что в этом возрасте младенцы совершенно беспомощны. А Оленька уже пытается держать головку и непрерывно (когда не ест и не спит) изучает все вокруг себя своими любопытными глазенками. Она даже кричит не так, как обычные младенцы – не бессмысленно громко, а уверенно и требовательно, как будто знает, что я непременно услышу и тут же приду к ней.

Едва проснувшись, я сразу же делаю себе укол, чтобы стимулировать процесс молокоотдачи. Мне в этом смысле легче, чем другим женщинам, ведь я совсем недавно была беременна, к тому же на большом сроке, поэтому мой организм уже был отчасти подготовлен к кормлению грудью. Другим участницам Программы приходится получать специальную гормональную терапию, а у меня все чики-пики: укололась, и вот уже Олечка с удовольствием кушает. Очень активно, пытаясь обхватить грудь своими крошечными ручонками – это ей пока не очень удается, только у меня вся кожа в царапинках. Но меня это совсем-совсем не беспокоит, наоборот, ужасно умиляет.

Для кормления я бережно устраиваю Оленьку на протезе. Он гораздо надежнее, чем своя, родная рука. Врачи меня не обманули. Вообще-то я чувствую протез немного хуже, чем свою руку, но в целом он почти не доставляет мне неудобств. Разве что когда чешется. Это очень странно: моя подкорка (или что там) сигнализирует, что у меня чешется рука, требуя, чтобы я ее почесала. Но если почесать протез, хотя я и чувствую это встроенными в покрытие рецепторами, подкорку обмануть не удается, она настаивает на своем. Приходится принимать успокоительные капли. Но врачи говорят, что для малышки это совершенно безопасно.

Глядя на жмурящуюся от удовольствия кушающую Олечку, я думаю: как странно, что я осталась прежней после всех своих испытаний. Это же ужас, через что мне пришлось пройти. Когда я узнала, что Масика больше нет со мной…

Ужас, ужас. Душу как будто сковало льдом, а внутри этого ледяного панциря колотилась обжигающая жестокая боль. И не унималась – никак. Мне хотелось кричать, рвать на себе волосы и одежду, кусать руки… Только слабость, которую я в тот момент проклинала, а теперь благословляю, меня уберегла. Ужас, что я могла бы с собой натворить. Наверное, изуродовала бы себя, если не хуже.

Герман устроил меня в клинику, где мне кололи антидепрессанты и снотворные, ни на минуту от меня не отходил, терпеливо выслушивая мои упреки, утешая, успокаивая…

Это так странно – жить без Германа. Особенно теперь, когда у меня есть Олечка. Не понимаю. Не могу понять – почему? Почему он так поступил? Ну да, он был не в восторге от моей беременности, но это ведь потому, что мужчины вообще странно это воспринимают. Если бы Масик не… если бы с Масиком было все в порядке, Герман привык бы, полюбил бы его. Конечно, полюбил бы! Но когда я пошла в Программу, Герман как будто с ума сошел! Вот как он может не понимать, что именно материнство – главное в жизни женщины? А все остальное – так, прилагается, пусть даже и балет.

От сцены, конечно, пришлось отказаться, теперь уже навсегда. С протезом не потанцуешь. Ну и что? Ведь у меня есть Оленька!

У нас есть Оленька. А он…

Я надеюсь, что Герман все-таки одумается. Не может же он быть таким жестоким! Ведь он всегда так заботился обо мне! Он никогда не оставался равнодушен ни к одной, даже самой малюсенькой моей проблеме, а теперь, когда у нас наконец может быть настоящая семья и мне больше всего хочется, чтобы он был рядом, – его нет. Дикость какая-то.

Но я, наверное, привыкну. Я уже почти смирилась с его отсутствием. Жалко, да, но ведь у меня есть Оленька! В WDC, где я теперь работаю, говорят, что мужчина женщине нужен, но отнюдь не необходим. И это чистая правда. Ну конечно же, мне хочется, чтобы Герман вернулся. Но жертвовать чем-то ради этого я не собираюсь – я и так много чем пожертвовала в этой жизни.

Но – и это главное – многое и обрела. Больше, чем потеряла.

Странно. Если бы полгода назад мне сказали, что балет – это пустяк, что и без него можно… Немыслимо! Танец, сцена были в моей жизни всегда-всегда-всегда, можно сказать, что они и были моей жизнью. А сейчас, когда я понимаю (да что там – знаю!), что больше никогда не смогу уже танцевать на сцене, – сейчас меня это совершенно не беспокоит. Может быть, я просто повзрослела и потому у меня поменялись ценности? Трудно сказать. Но одно совершенно ясно: главное – то, что со мной теперь моя Оленька, которая так уютно сопит, устроившись на моей… почти моей руке. Да без «почти». Я уже практически привыкла к этой искусственной конечности. Человек ко всему привыкает. И я тоже. Я оказалась гораздо сильнее, чем сама о себе думала.

Докормив свое сокровище, свою лапочку, я привела в порядок ее и себя, сменила ей памперс и уложила в кроватку, не одевая: в квартире тепло, а малышке, чтобы развиваться, нужно свободно двигаться, а ее кожа, чтобы быть здоровой, должна дышать.

Пришло время заняться работой. Именно работа дала мне возможность собраться, мобилизовала мои скрытые резервы, организовала меня. Прекрасная, нужная не только мне, но и всему человечеству работа.

Устроившись за компьютером, я быстренько прошлась по нерабочим делам (сделала хозяйственные заказы в интернет-магазинах и тому подобное) и переключилась на сайт WDC. Пообщавшись с другими операторами (таких, как я, немало), я отобрала три кандидатуры для сегодняшней работы. Три молодые женщины, потенциально способные исполнить Долг, но до сих пор не охваченные Программой.

Как я работаю?

Связываюсь с каждой из них, рассказываю о преимуществах Программы, отвечаю на вопросы. Веб-камеры позволяют отлично видеть и меня, и, главное, Оленьку, которая как раз сейчас вдумчиво исследует – умничка моя! – пальцы на своих ножках: а вдруг съедобно? Оленька – это главное. Но при необходимости (когда кандидатки интересуются) я демонстрирую и работу своего протеза. Показываю, как управляюсь с Оленькой или по хозяйству, иногда даже танцую. На сцену с протезом не выйдешь, его реакции все-таки немного отстают от «естественных», быстрые движения (то есть половина балетных па) выходят в исполнении искусственной руки не плавно текучими, как нужно, а рваными, механическими. Но в короткой демонстрационной программе это незаметно. Танцуя перед камерой, я вновь чувствую себя примой. Этуалью. Звездой в центре сцены. И даже более того. Общаюсь я с женщинами, поэтому одеждой себя не обременяю – пусть потенциальные клиентки центра Ройзельмана видят, что мое тело, как и прежде, совершенно.