Подходил к концу их отдых в Дьеппе, и в последние дни все стремились «напоследок» насладиться полюбившейся экзотикой — последние аппетитные круассаны, последняя лодочная прогулка по морю, последняя по-французски горькая чашечка кофе… А когда Митфорды вернулись в Лондон, то решили задержаться там на пару ночей по пути домой, чтобы дополнительно договориться об устройстве похорон Билла, поэтому Луиза надумала позвонить Гаю и рассказать о новых, по ее глубокому убеждению, зацепках в расследовании дела мисс Шор.

Она не обсуждала это с Нэнси, сознавая, что склонность девушки к страшным историям в данной ситуации будет скорее вредна, чем полезна. Поэтому Кэннон одна отправилась на Пикадилли, нашла одну из новых телефонных будок и, запасшись пенсами, набрала номер оператора и попросила соединить ее с лондонской железнодорожной полицией вокзала Виктория Южнобережной Брайтонской линии, скрестив пальцы, как обычно поступала, желая, чтобы исполнилось ее ожидание, то есть чтобы Гай оказался на месте.

К счастью, его быстро позвали к телефону, но разговор получился неловкий, в основном из-за того, что он был далеко не один, а стоял у телефона рядом со стойкой дежурного.

— Мисс Кэннон, — официально произнес Салливан, взяв трубку из рук ухмылявшегося офицера полиции, который ответил на звонок, — надеюсь, у вас не возникло неприятностей?

Луиза почувствовала неловкость своего друга и поспешила успокоить его.

— Нет, ни малейших, — ответила она. — Извините за звонок, но я подумала, что должна позвонить вам, поскольку… мне кажется, что я обнаружила нечто важное в деле Шор.

Гай помедлил с ответом, и девушка подумала, что слышит, как слегка участилось его дыхание.

— И что же это? — спросил он.

— Не что, а кто… Его зовут Роланд Лакнор. Один офицер, с которым Нэнси познакомилась на балу. Нам известно, что во время войны он служил в окрестностях Ипра одновременно с лордом Редесдейлом. Они служили в одном батальоне, хотя он говорил, что тогда не знал лорда Редесдейла лично, а только слышал рассказы о нем.

Умолкнув, Кэннон перевела дух. Она понимала, как важно рассказать все толково.

— Да, и что дальше? — поторопил ее Салливан, видя, что все в приемной прислушиваются к его разговору.

— В общем, Нэнси спросила его однажды, знал ли он во время войны медсестру Флоренс Шор, и он ответил, что не знал. Но несколько дней назад он по пути в Париж заехал гости к Митфордам — мы отдыхали в Дьеппе — и ночью разбудил нас своими криками. Не знаю, то ли он видел кошмарный сон, то ли у него разболелись полученные на войне раны…

— Военный невроз? — предположил Гай.

— Вероятно, что-то в таком духе. Это было ужасно; он лежал с открытыми глазами, но ничего, по-моему, не видел и даже не сознавал, что я зашла в его комнату. Я успокоила его, и тогда он произнес несколько раз: «Спасибо вам, сестра Шор».

— Сестра Шор? — переспросил полицейский. — Вы уверены?

— Абсолютно уверена, — ответила Луиза и, услышав предупреждающие сигналы, быстро опустила в щель еще монетку. — Гай, вы еще меня слышите?

— Да, — откликнулся ее собеседник.

— Почему же, интересно, он отрицал, что знал ее, если на самом деле они были знакомы?

— Не знаю, — признался Салливан, — но я согласен, что его поведение по меньшей мере странно. Вы можете выяснить еще что-нибудь?

— Возможно, — ответила Луиза. — Он бывает у нас в гостях. По-моему, у них с лордом Редесдейлом какие-то общие дела. Может, мне стоит спросить его, не знаком ли он со Стюартом Хобкирком? Вдруг он был его сообщником?

— Думаю, нам надо сначала с крайней осторожностью проверить возможность существования такого рода связи, а уж потом спрашивать, — заметил Гай, тоже стараясь придерживать свои надежды на новый поворот в расследовании, — ведь медсестра Шор ухаживала за многими ранеными, и мы не можем подозревать каждого из них.

Недовольная реакцией полицейского, Луиза решила, что сама расследует вариант с Роландом. Если он представляет опасность для Нэнси или лорда Редесдейла, ей надо постараться узнать об этом заранее и защитить их от него. Оставалось только дождаться удобного случая.

Растревоженный телефонным звонком Луизы, Гай вновь взялся за это расследование. Он временно отложил его, не представляя, как действовать дальше, но теперь этот лучик света побудил его подумать о продолжении поисков.

Обсудив свои находки однажды вечером на домашнем крыльце с матерью, молодой человек даже признался ей в шокирующем откровении Стюарта Хобкирка, и тогда она убедила его, что ему следует встретиться с Мейбл Роджерс.

— Вот ведь несчастье свалилось на бедняжку, — сказала миссис Салливан, сидя рядом с сыном за чашкой чая и наслаждаясь последними лучами солнечного света, пока его братья выпивали в пабе. — Эти военные медсестры проявляли редкую самоотверженность и храбрость, прямо как солдаты, хотя никто о том не упоминает. Разве их увидишь на праздничных военных парадах? И после всех пережитых тягот она потеряла единственное, что имела, — перспективу спокойного будущего со своей подругой…

— Это еще неизвестно, — заметил Гай. — У нее могло быть много подруг. И много других интересов.

— Мне это известно, — печально покачав головой, уверенно заявила его мать. — Поверь мне, ведь она много лет провела на войне. Немногие способны понять ее и то, через что ей пришлось пройти. Вероятно, у нее мало денег, и она, очевидно, страдает от одиночества… Ты должен навестить ее. Скорее всего, она будет признательна за любое дружеское сочувствие.

* * *

Как установили в ходе дознания, Мейбл Роджерс жила в районе Хаммерсмит на Куин-стрит в Карнфорт-лодж, и Гай даже записал в свой блокнот, что она заведует там хозяйством. Вскоре после разговора с матерью его послали дежурить на Паддингтонский вокзал, и он осознал, что оттуда до этого дома можно быстро добраться на автобусе, так что после работы внезапно решил заехать и повидать ее.

И он сразу убедился в правоте своей матери. Карн-форт-лодж оказался обветшалым, унылым зданием, тянувшимся вдоль шумной улицы. На чистых окнах висели чистые тюлевые занавески, свидетельствуя о достойных обитательницах, но колонны по бокам от входной двери потемнели от копоти. О бедности здания сообщалось на фасаде крупными буквами, используемыми в газетных заголовках: «Объединение медсестер Хаммерсмит-энд-Фулхэм, поддерживаемое добровольными пожертвованиями». Последние два слова пришлось написать более мелкими буквами, чтобы они уместились на стене. В соседнем доме активно хлопали двери паба «Шесть склянок» — с той же дикой невероятностью женский монастырь мог соседствовать со скотобойней. Странно, что имевшая средства Флоренс Шор предпочла поселиться в таком месте.

Резко открыв входную дверь, Гай вступил в тускло освещенный холл. На приоткрытой двери виднелась вывеска «Консьерж», и полицейский тихо постучал в нее.