– Ну, они выиграли, – улыбнулся Сэм, удивленно приподняв брови, потому что вообще-то они довольно редко разговаривали на отвлеченные темы.

– Хорошо. – Эрик был слишком расстроен, чтобы вести светские беседы, во рту у него пересохло. – Нам надо завести здесь кофеварку, вы не находите? Почему у нас только одна кофеварка на все отделение?

– В смысле?

– Ну, мы же здесь собираемся каждый день, и каждый из нас наливает себе кофе в отделении – и несет сюда. – Говоря это, Эрик никак не мог перестать думать о том, придет ли на работу Кристин.

– Что ж, это стоит обдумать, шеф. Мы могли бы производить свой собственный кофе прямо здесь. Тогда нам не надо будет импортировать кофе!

– Согласен. – Эрик выдавил улыбку. Он надеялся, что Кристин отпросится, сославшись на болезнь.

– Отличный план. И сколько нам придется заполнить всяких формуляров для того, чтобы заполучить сюда кофеварку? – Сэм рассмеялся собственной шутке.

– Я попробую преодолеть все препятствия. Постараюсь продраться сквозь все бюрократические заслоны.

– Я помогу вам в этом героическом деле.

И тут в дверях появилась Кристин. Она тихонько переговаривалась о чем-то с другим студентом, и Эрик с трудом скрыл свое изумление, вызванное переменами в ее внешности: ни капли макияжа, даже блестящие волосы выглядели тусклыми. Она надела пару огромных очков в толстой оправе, (значит до этого она, вероятно, носила линзы), а волосы убрала в скромный хвостик. И одета она была по-другому, не так, как обычно: теперь на ней красовались темно-синий блейзер поверх белой рубашки и свободные брюки-хаки. И хотя даже в таком виде она была привлекательна, все же это был совсем другой образ: этакая умненькая девочка-отличница, живущая по соседству.

Эрик лихорадочно думал. Он не понимал, что она делает и зачем, ведь вряд ли ее сегодня будет допрашивать следователь. Или будет? Он корил себя за то, что не узнал, когда вообще это расследование начнется. И все равно – даже если это сегодня, он не понимал, чего она хочет добиться. Все в отделении прекрасно знали, что обычно Кристин выглядит совсем не так: она была Девушкой-которая-одевается-слишком-вольно-для-работы. Впрочем, во Врачебном Комитете этого никто не знал, кроме Сэма.

Эрик повернулся к Сэму, который продолжал говорить о кофеварке.

– …и вкус у кофе будет, конечно, лучше, но для экологии это ужасно. Все эти пластмассовые стаканчики – это же отходы. Вы читали про мусорный остров в Тихом океане? Он в два раза больше, чем Техас. И он будет плавать там сотни лет, и если мы будет продолжать в том же духе – мы просто разрушим всю экосистему…

– Точно. – Эрик старался не смотреть на Кристин, которая села на свое место рядом с другим студентом, головы их склонились друг к другу – они вели какой-то непривычно серьезный разговор, и Эрик вдруг содрогнулся от мысли, что Кристин ведь может сейчас как раз рассказывать этому студенту о вымышленном сексуальном преследовании с его стороны…

А может быть, все вокруг уже шепчутся, обсуждая эту неприятную сплетню? Кейтлин называла подобные случаи спектаклями, когда по работе сталкивалась с ними. Если не все вокруг, то в Медицинской школе Джефферсона об этом уж точно знали. И некоторые его коллеги наверняка тоже уже в курсе.

Амака опустилась на свой стул и обратилась к Эрику:

– Шеф, вы хотели вроде начать.

– Да, да, конечно. – Эрик вдруг заметил, что стоят теперь только они с Сэмом. Поспешно сев на свой стул во главе стола, он сложил руки перед собой: – Амака, начинайте.

– Начну с хорошего. – Амака открыла верхнюю историю болезни из лежащей перед ней стопки. – Мистер Эчеверриа сегодня хорошо спал ночью и вообще продолжает идти на поправку.

Эрик краем глаза видел, что Кристин все еще что-то шепчет студенту. Обычно он не обращал на это внимание, особенно если разговаривали в задних рядах, но сегодня это выводило его из равновесия.

– Он проспал семь часов, принял все лекарства. К нему снова приходила семья, включая маленького сына. Мальчик нарисовал чудесную картинку – и мистер Эчеверриа повесил ее на стену.

Джек фыркнул:

– Я видел эту картинку. Моя собака нарисовала бы лучше!

Дэвид тоже фыркнул в ответ:

– И моя кошка тоже нарисовала бы лучше!

– Хватит! – Эрик стукнул по столу ладонью.

В комнате тут же повисла гробовая тишина, все обменялись встревоженными взглядами. Подобные шутки были не редкостью во время совещаний, но Эрик обычно не выказывал раздражения. На самом деле он хотел, чтобы замолчала Кристин, но не мог же он кричать на нее. Если он позволит себе кричать на нее, не привлечет ли это излишнего внимания к ним обоим? Не разозлится ли она? А вдруг она использует это против него? Вдруг это станет отягчающим обстоятельством?

Амака попыталась замять возникшую неловкость.

– У мистера Эчеверриа остался один день страховки. Джек хочет его сегодня выписать. Шеф, вы одобряете?

– Сначала я должен его осмотреть, я приму решение после обхода.

Эрик пытался сосредоточиться, но его просто выводил из себя этот бесконечный шепот Кристин – от него голова Эрика становилась похожа на паровой котел, из которого с шипением вырывались клубы пара…

– Продолжим. – Амака брала одну историю за другой из своей пачки, называла все новые диагнозы, приводила обстоятельства, замечания сестер…

Эрик не слушал Амаку – ее слова заглушало шипение Кристин. Эрик мог думать только об одном: сколько еще людей, кроме Сэма и этого студента, знают о скандале с сексуальным преследованием. Если каждый из них расскажет кому-нибудь, а тот еще кому-нибудь – к вечеру сегодняшнего дня в курсе будут двадцать – двадцать пять человек. И это разрушит его репутацию независимо от того, чем кончится дело, даже если его невиновность будет полностью доказана. Он навсегда останется «тем доктором, которого обвиняли в сексуальных домогательствах к юной Кристин».

– Кристин, прекратите! – Не выдержал Эрик, резко повернув к ней голову. Она встретила его взгляд прямо, глаза за очками в толстой оправе поблескивали с вызовом. В комнате снова повисла неловкая тишина, все уставились на него с любопытством. По выражениям лиц Эрик понял, что Кристин, оказывается, уже давно перестала шептать – это шипение, которое он принимал за ее шепот, раздавалось у него в голове. Как будто он был не врачом, который лечил безумных пациентов, а одним из этих самых пациентов.

– Шеф? Прошу прощения? – Амака нахмурилась, явно растерянная.

– Простите, продолжайте.

Пока Амака говорила, Эрик делал вид, что слушает, и даже подавал какие-то реплики по мере необходимости, изо всех сил стараясь сфокусироваться на пациентах и их проблемах. А еще он думал о Максе, о котором до сих пор не было никаких вестей.

Наконец совещание окончилось, и Эрик провел ежедневный обход вместе с Сэмом и другими врачами – такой же, как обычно, внимательно выслушивая и осматривая каждого пациента.