Вот почему, как полагает Хорнборг, к концу XVIII века сформировался не антропоцен, а техноцен — эпоха неравномерного накопления технологий и неравномерного расходования ресурсов. Только когда мы будем отдавать себе отчет, кто производит технику, которой мы пользуемся, кто обеспечивает нас электроэнергией и контролирует работу базовых инфраструктур, мы поймем, в чьих руках сосредоточены влияние и власть. Однако неравномерное распределение энергии, труда и биофизических ресурсов в мире не находит отражения в экономических теориях[543]. Идеи чистого, безубыточного «технического прогресса», «когнитивного капитализма» и «общества власти» иллюзорны. За чистый информационный прогресс в развитых странах платят развивающиеся страны, которым поручают тяжелую промышленность и ответственность за утилизацию отходов[544]. По словам Хорнборга, «современные технологии в большинстве своем воплощают „социальный принцип перекладывания проблем“, касающихся как рабочей силы, так и экологического ущерба»[545]. От издержек когнитивного капитализма страдают развивающиеся страны, которые заодно обеспечивают дешевую рабочую силу.

В статье «Политическая экология техноцена» (The Political Ecology of the Technocene) Хорнборг подчеркивает, что капитализм ископаемого топлива и система распределения ресурсов, которые действуют на сегодняшний день, не являются биологической необходимостью[546]. Исторические исследования показывают, что промышленной революции, модернизации и глобализации не было бы без постоянной эксплуатации наиболее слабых в разрастающейся, костенеющей и замыкающейся в себе метасистеме глобального неравенства, которому во многом способствовали колонизация и рабство. Но это не значит, что другой мир невозможен, только он требует серьезной технологической трансформации.

Размышляя о недостатках экологической рефлексии, исследователи, занимающиеся проблемой антропоцена, во многом опираются на анализ самой истории движения в защиту экологии. Эту тему затрагивают, в частности, уже не раз упоминавшаяся Наоми Кляйн и Джеймс Густав Спет — американский юрист, изучающий законы об охране окружающей среды.

Из истории экологического движения видно, что тактика активистов претерпела заметные изменения. В 1969 году была основана организация «Друзья Земли» (Friends of the Earth), в 1971 году — «Гринпис» (Greenpeace). Принципы охраны окружающей среды, существующие, например, в Соединенных Штатах, возникли не сами по себе, и тем более неправда, что возникли они с подачи представителей бизнеса. В 1970‐е годы был учрежден Фонд защиты окружающей среды (Environmental Defense Fund, далее — EDF), который занимался тем, что возбуждал иски против крупных компаний, использующих ядовитые вещества. Так, EDF подал в суд на производителей опасного для окружающей среды пестицида ДДТ. В 1970‐е годы в США вышло целых двадцать три постановления, связанных с экологией.

Однако уже в следующее десятилетие обозначились новые стратегии, в том числе сотрудничество с производителями ядовитых веществ, которое практиковал и EDF под руководством Фредерика Круппа. В основе новой тактики экологических активистов лежало стремление убедить предприятия, что экологичные решения позволяют сокращать затраты и выходить на новые рынки. Такой подход отвечал философии устойчивого развития, понятой с позиций рынка. В 2009–2013 годах EDF получал щедрое финансирование от семьи Уолтон, владельцев фирмы Walmart. Доходы фонда в этот период существенно выросли.

Как я уже говорила, Наоми Кляйн отрицательно относится к тому, что многие экологические организации в США поддержали соглашение, которое привело к созданию Североамериканской зоны свободной торговли (Североамериканское соглашение о свободной торговле, или НАФТА — от North American Free Trade Agreement). Я согласна, что пренебрегать экологическими последствиями глобализации торговли было большой ошибкой. Важно отметить, что первые постановления, направленные на охрану климата, по времени практически совпали с решениями, касающимися глобальной свободной торговли. В 1994 году была создана Всемирная торговая организация (ВТО), в которую в 2001 году вступил Китай. За 1995–2015 годы интенсивность движения грузовых товарных судов выросла на четыреста процентов. Хотя развитые страны не считаются ответственными за загрязнения, обусловленные международной торговлей (и производством в Китае товаров для ее нужд), наибольшую выгоду эта торговля приносит именно западным государствам, в значительной мере влияя на рост выбросов парниковых газов. Ангус, в свою очередь, указывает на ущерб, который причиняет экологии транспортировка товаров на большие расстояния. Если представить международный транспорт как отдельную страну, она заняла бы шестое место в мире по выбросам парниковых газов — после Японии[547]. Это больше, чем вся Африка[548]. На объемы выбросов влияет не только транспортировка товаров, но также их упаковка, охлаждение и хранение (например, пищевых продуктов).

При этом, как считает Кляйн, есть основания утверждать, что при подписании международных торговых соглашений проблемы климатических изменений целенаправленно и последовательно избегают. Однако крупнейшие американские организации по охране окружающей среды, которые Кляйн называет «зеленым истеблишментом» (исключая «Гринпис», «Сьерра-клуб» и «Друзей Земли»), в период президентства Билла Клинтона, и даже по рекомендации Эла Гора, поддерживали договоренности о свободной торговле, в том числе НАФТА, и упорно молчали, не привлекая внимания к реальному вреду, который свободная торговля причиняет экологии[549].

Более того, международные торговые соглашения, особенно предписания ВТО, ставят под угрозу будущее возобновляемой энергии. В 2010 году Соединенные Штаты оспорили одну из программ финансирования ветроэнергетики в Китае, обвинив ее в протекционизме. В 2012 году аналогичное обвинение было выдвинуто в адрес программы развития солнечной энергетики в Индии. По инициативе Японии и стран Европейского союза ВТО заблокировала чрезвычайно перспективные программы зеленых тарифов, обеспечивавшие приоритетный доступ к сети и стабильные цены для поставщиков возобновляемой энергии в Канаде[550].