Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сулейка всё это время раскачивалась из стороны в сторону, напевая что-то неразборчивое, и внезапно схватила Лею за подбородок, поворачивая к себе и заставляя посмотреть прямо ей в глаза, с которых внезапно исчезла белая пелена. Сейчас они стали абсолютно чёрными, такими, словно в них не было ни радужки, ни зрачка, одна сплошная ночь. Она смотрела на Лею, не мигая, и вдруг произнесла хрипло:
— Я ж-жду тебя, дитя воды…
— Отпусти её, — скомандовала королева, и крючковатые пальцы Сулейки резко разжались.
Королева повернулась к Лее, и на её губах застыла странная тень улыбки. Она отпустила край жаровни и потёрла ладони одна о другую, словно стряхивая с них что-то. А затем щёлкнула пальцами, заставив Сулейку отшатнуться и стать поодаль.
— Так значит, ты, девочка, Каталея Рюмон из Милгида? — королева сделала несколько бесшумных шагов, обходя Лею по кругу, и её вопрос не требовал ответа. — Никому не известная Каталея Рюмон… Скажи, Каталея, ты хотела бы служить мне? Стать моей фрейлиной? Жить при дворе…
И хотя всё внутри у Леи в один голос воскликнуло «Нет!», она присела в реверансе и слегка дрогнувшим голосом ответила ровно то, что следовало ответить в такой ситуации:
— Это была бы великая честь для меня, Ваше величество.
— Ты учишься в университете? И что же ты изучаешь, Каталея из Милгида?
— Разное… Минералы… Звёзды, — голос Леи сорвался, потому что королева остановилась прямо напротив.
И если следовать указаниям леди Вальфред и опускать взгляд, то он сразу же упирался в ожерелье с чёрными алмазами. Но Лее казалось, что оттуда на неё смотрит сама тьма.
А королева всё ходила вокруг и задавала вопросы, а Лее приходилось отвечать, пытаясь совладать со своим голосом, который предательски дрожал от страха. И вопросы все были разными, от погоды в Милгиде и того, какой цвет она предпочитает носить, до рассказов о том, что сотворил Зверь в Предгорьях.
— Ты тоже боишься Зверя? — снова усмехнулась королева, и эта усмешка показалась Лее слишком странной.
— Как и все, Ваше величество. Мы все молимся о том, чтобы война скорее закончилась и Зверя поймали.
— Ты тоскуешь по Милгиду? Или по своему университету? — спросила она наконец, остановившись прямо напротив Леи, и голос её стал мягким, почти бархатным.
— Я… нет. Я не тоскую Ваше Величество.
— Но ты грустишь. Я же вижу. Нельзя лгать королеве, за это я отрубаю головы, — произнесла она обыденно и чуть усмехнулась. — Так из-за чего же твоя грусть? Твоё сердце разбито? И кем? Кто мог так поступить с тобой? Скажи. Хочешь, я прикажу, и его завтра же найдут. И отрубят ему голову.
— О, нет! Нет! Не надо! — воскликнула Лея и тут же осеклась.
— Я так и думала, — королева снова усмехнулась. — Какой-то мужчина разбил тебе сердце. Видимо, это какой-то особенный мужчина, раз ты всё ещё хочешь, чтобы он жил. Кто он? Отвечай.
В её голосе раздались повелительные нотки.
— Он… Он никто, Ваше величество. Никакой он не особенный. Его зовут Мартин Брегат, он служит в корпусе генерала Альбы. И он… он обманул меня, — произнесла она, опустив взгляд.
— И ты поэтому так грустишь?
— Да, Ваше величество, — Лея посмотрела на распахнутые двери террасы, стараясь не думать о чёрных алмазах, что притягивали взгляд.
— Ох уж эти девичьи слёзы! — королева взмахнула рукой, и Сулейка, пятясь, медленно отступила в темноту и исчезла за завесой дыма, идущего из другой жаровни, как будто её и не было. — Так значит, ты не хочешь, чтобы я его наказала?
— Нет, Ваше величество.
— Почему же?
— Я сама виновата. Не стоило мне быть такой доверчивой с незнакомцем, — тихо ответила Лея.
— В этом ты, пожалуй, права. Женщина вообще не должна быть доверчивой, если, конечно, не хочет всю жизнь быть жертвой и исполнять чьи-то прихоти, — задумчиво произнесла королева. — Что же, ты можешь идти. Я увидела и услышала достаточно. Послезавтра будет обед в честь моих новых фавориток — покажи себя. Я хочу увидеть что-то помимо твоих слёз.
— Моих слёз? — недоумённо спросила Лея. — Но я ведь не плачу.
— Твоя тоска столь велика, что скоро смоет в море весь Нижний город, — снова усмехнулась королева. — Хотя… Не думаю, что это то, о чём я стала бы по-настоящему сожалеть.
Она развернулась и направилась к двустворчатым дверям, которые распахнулись при её приближении, а позади Леи, словно призрак, тут же появилась леди Вальфред.
— Идём, — коротко бросила она и, подхватив юбки, поспешила прочь из комнаты в противоположную дверь.
Лея шла за ней, не чувствуя под собой ног. Она придерживала одной рукой юбку, а другую сжимала в кулак, только сейчас по-настоящему почувствовав боль от пореза на ладони. Оцепенение прошло, и её начала бить нервная дрожь, отчего она даже споткнулась дважды на ступенях, как будто была пьяна. Но это был не хмель, а, скорее, похмелье и возвращение к реальности после всего увиденного. Жуткая колдунья и её чёрные глаза, змей и башня, что привиделись ей в дыму, порез на руке и странные речи королевы, всё это смешалось в голове. А ещё, понимание того, что никогда в жизни она не видела никого более пугающего. Даже Рошер и Найд Джирарра, бритый наголо верный пёс королевы, все они не внушали такого ужаса, как эта утончённая, одетая в чёрный шёлк женщина, ступающая бесшумно, точно кошка.
И пока огромные псы несли их в портшезе обратно, Лея стискивала руку в кулак, пытаясь сделать себе больнее и чувствовать рану, потому что только боль не позволяла ей начать трястись от страха прямо перед старшей фрейлиной. А ей не хотелось, чтобы леди Вальфред видела, как она напугана. Но та, словно коршун, не сводила с неё глаз, как будто пыталась прочесть на лице Леи всё, о чём говорилось за закрытыми дверями королевских покоев.
Поэтому Лея отвернулась, глядя на дождь и сжимая руку в кулак, и не понимая только одного: зачем она назвала имя Мартина Брегата. Почему не сказала правды? Ведь разве не этого они хотели с капитаном Абалейном? Поймать Зверя. Отдать его королеве. Убийства закончатся, война закончится… Всё станет хорошо. Так почему она не смогла признаться в том, кто именно её обманул? И что это она помогла его поймать. А ведь королева могла узнать, что она врёт…
Вот только всё, что Лея увидела и услышала сегодня, приобрело для неё теперь совершенно новый смысл. Колдунья, ожерелья, змей и башня… Этот жуткий шёпот… Все то, что она слышала от Джеммы о королеве и её делах, было правдой. Даже преуменьшенной версией этой правды.
И поэтому она соврала. Сама от себя не ожидала такого, но соврала, не испугавшись даже того, что за ложь отрубают голову. В какое-то мгновенье всё то, что Дитамар Сколгар говорил ей, вспомнилось и окрасилось новыми красками.
Что колдунья пыталась выяснить о ней в этом дыму? Боги милосердные! Может быть, она уже узнала о той книге, или о том, что её мать и отец были мятежниками! И что такое она говорила про её слёзы?!