Впрочем, после взрыва застежка покорежилась и даже слегка оплавилась, так что Эве не удалось ее сразу открыть.

Андерс бережно взял у нее альбом, надавил на застежку сильными пальцами, и когтистые лапы расцепились.

Андерс раскрыл альбом и положил его на стол.

На первых страницах альбома были очень старые, еще дореволюционные фотографии — Эвины прадеды и прабабки, серьезные лица, строгие отглаженные сюртуки, стоячие воротнички, кисейные платья, шляпки с цветами. Фотографии удивительно хорошо сохранились. В углу карточек — печать фотоателье, имя мастера, адрес, город — еще не Таллин, а Ревель. Потом — групповые фотографии, какая-то дальняя, давно забытая родня.

Следующая страница. Лето, сад, в саду — две девочки в легких платьях, одна из них — Эвина бабушка…

Дальше — еще несколько фотографий бабушки. Вот она — совсем молодая девушка, серьезное лицо, спокойный взгляд широко расставленных глаз, строгая блузка под горло, брошь с камеей.

А вот — она же — в сорок лет. То же серьезное лицо, только уже выцветшее, увядшее раньше срока. В глазах — глубоко скрытая печаль и горечь. На шее та же брошь с камеей.

А вот — любительская фотография: Новый год или, скорее, Рождество, большая ель в старинных игрушках, вокруг нее — дети… в растерянной, смущенной девочке Эва с трудом узнала себя.

Сзади — мальчик постарше, не по возрасту солидный, с галстуком-бабочкой на шее…

Андерс перевернул следующую страницу — и время снова отступило, потекло вспять.

Перед ними лежал старый, немного выцветший от времени, но хорошо сохранившийся снимок, на котором был изображен двухэтажный каменный дом с островерхой башенкой. На заднем плане росли искривленные ветром сосны и виднелись огромные валуны.

Андерс осторожно вынул фотографию из косых прорезей и перевернул ее. На задней, желтоватой от времени стороне было написано аккуратным бисерным почерком: «Тихий приют». 1936 год».

— «Тихий приют»… тот самый дом, который должна была унаследовать Екатерина Генриховна Сепп…

— Тот самый дом, в котором до войны часто собирался кружок эстонской молодежи, сложившийся вокруг хозяина этого дома — Карла Руммо.

На следующей странице была фотография высокого немолодого человека с большой собакой на поводке. Мужчина с собакой стоял на узкой каменистой тропе, спускающейся к морю. На заднем плане виделась башенка «Тихого приюта».

Андерс перевернул и этот снимок.

На задней его стороне тем же аккуратным бисерным почерком было написано:

«Карл и Бафомет».

— Странное имя для собаки! — проговорила Эва.

— Бафомет — это имя демона, одного из спутников Сатаны, за поклонение которому осудили и казнили членов рыцарского ордена тамплиеров, или храмовников.

— Я слышала о них.

Андерс ничего не ответил. Он перевернул следующую страницу альбома.

Здесь снова была групповая фотография, но на этот раз — не Эвина родня. Несколько молодых людей и девушек в старомодной одежде сидели живописной группой в большой комнате с резным камином и высокими стрельчатыми окнами. В центре группы находился тот же мужчина, что на прежней фотографии, — Карл Руммо.

У ног его лежал Бафомет.

Эва внимательно осмотрела снимок.

Ее внимание привлекла каменная резьба камина. В центре ее находились два рыцаря в средневековых доспехах, взгромоздившиеся на одну лошадь.

— Как странно… — проговорила она, показав Андерсу это изображение. — Почему они едут вдвоем на одной лошади?

— О, это не случайно! Это изображение — традиционный символ все того же ордена тамплиеров. Он показывает принципиальную установку основателей ордена на аскетическую бедность рыцарей — мол, даже лошадь у них одна на двоих. Орден даже так и назывался — «орден бедных рыцарей Храма Господнего». На самом деле ко времени расцвета ордена тамплиеры обладали огромными богатствами!

Когда орден был разгромлен, а его предводители казнены, французский король Филипп Красивый тщетно пытался найти эти сокровища. Все эти попытки закончились неудачно, сокровища ордена бесследно исчезли, и до сих пор энтузиасты и авантюристы пытаются их найти.

«Как он много знает», — подумала Эва и хотела спросить, откуда, но передумала и задала другой вопрос:

— Не эти ли сокровища ищет Федор со своими сообщниками?

— Возможно…

— Знаешь, эта ненормальная Рикки утверждала, что получит двадцать миллионов долларов. Я, конечно, понимаю, что она не в себе, но все же откуда-то она слышала эти цифры, не с потолка же взяла. И не альбом же представляет такую ценность…

— Ценность представляют эти фотографии. С их помощью можно кое-что отыскать… и уверяю тебя, эта сумма — скорее всего, лишь малая часть сокровищ, гонорар, который обещали самой Рикки… — с этими словами Андерс перевернул следующую страницу.

Здесь была фотография все того же человека — Карла Руммо.

На этот раз он стоял перед стрельчатым окном, украшенным витражом. Снимок был, разумеется, черно-белым, но даже на нем витраж казался удивительно ярким.

Он изображал большой крест, оплетенный вьющимися растениями, покрытыми фантастическими цветами.

— Видишь, какой крест? — спросил Андерс.

— Чем он интересен?

— Он равносторонний, все его концы расщеплены наподобие ласточкина хвоста. Здесь, конечно, этого не увидишь, но в оригинале этот крест красный. Этот крест — опять-таки один из символов ордена тамплиеров.

— Тамплиеры, тамплиеры… но что в этом альбоме такого, что из-за него Федор и компания пошли на похищение и готовы были даже пойти на убийство?

Андерс ничего ей не ответил. Эве это начинало уже надоедать. Неужели он ее просто использует? Захотелось вырвать альбом у него из рук и призвать к ответу. Она еле сдержалась — помогла бабушкина выучка. От мужчины, говорила она, криком и грубостью мало чего добьешься. Лучше лаской и хитростью.

Андерс перевернул следующую страницу альбома.

Здесь снова была фотография Карла Руммо. Он стоял в той же комнате, перед тем же стрельчатым, украшенным витражом окном…

Эва удивилась — зачем помещать в одном альбоме две одинаковые фотографии. Однако, вернувшись к предыдущей странице и внимательно приглядевшись, она поняла, что фотографии немного отличаются. На предыдущем снимке Карл стоял слева от камина, на этом же — справа. Соответственно, за его спиной было другое окно.

И действительно, витраж на этой фотографии отличался от прежнего. На нем тоже был изображен крест, оплетенный вьющимися, покрытыми цветами растениями, но это был другой крест.

В отличие от первого в каждый конец этого креста был вставлен выпуклый овал из цветного стекла, должно быть, изображающего драгоценный камень, а в самом центре креста — тоже прозрачный стеклянный овал, внутри которого, внимательно приглядевшись, можно было различить пятнышко другого цвета.