Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если ты такой отзывчивый и времени тебе не жалко, то просто встреть меня и довези до дому. А то сил что-то совсем не осталось, – сказал Геннадий Юрьевич.
На том и порешили.
Хорошо-хорошо, как скажешь, начальник. Гагарину было даже интересно побывать в местах минувшей боевой и трудовой славы.
98
Вниз, по широкому проспекту, на юго-запад, обгоняя другие машины (нога на педали), мимо подбрюшья центра и пустот, начинающихся сразу же за центром, после которых город начинает тянуться вверх, увеличивать этажность, как бы вставать на цыпочки.
Раньше ездил на работу под землей, дорога казалась иной, замкнутой и задумчивой, дороги по верху так и не освоил, не успел привыкнуть. Пожалел, что не ездил таким способом раньше, когда город словно бы распахивает объятия и голодный до впечатлений кислород обволакивает спортивные прелести иномарки, сплетаясь следом в невидимую косичку. Будто бы ты не едешь, а плывёшь, раздвигая складки воздушного океана, пустячок, а впечатлений не оберёшься.
Денисенко ждал возле приёмного покоя, напротив сквера, где обычно гуляют больные. Гагарин и сам гулял там раньше время от времени, выкуривал сигаретку, приходил в себя после сложных операций. Теперь оптика сменилась: теперь здесь всё чужое. Отчуждённое.
Вот и сам Денисенко неуловимо изменился – прежних ежедневных встреч у них с Гагариным более нет, отчего контакт утрачен и нужно начинать «с белого листа», общаться по-новому.
Ради их встречи тучи разошлись. Солнце слепило глаза, так иногда бывает в самом начале зимы, когда природа ещё не настроилась окончательно на минорный лад, на плановое умирание.
Гена нырнул в машину, механически пожал руку, уставился в точку перед собой.
– Ну что, поехали?
Денисенко кивнул.
И они плавно тронулись с места.
99
Гагарин включил музыку, понял неуместность жеста, выключил. Гена молчал. Бледный, измученный. Собирался с силами.
Олег решил ехать «огородами», узкими асфальтовыми дорожками, проложенными между многоэтажек, машина ползла медленно, словно для того, чтобы не мешать разговорам. Но разговор не клеился.
– Я знаю, что ты ничем не можешь мне помочь… – наконец решился Денисенко.
– Весёленькое начало… – ухмыльнулся Гагарин.
Денисенко улыбнулся в ответ. Улыбка вышла скомканной, жалкой.
– Мне никто не может помочь… Я же понимаю…
– И давно у тебя это… такая сильная депрессия?
– А… это… да как узнал.
– Что узнал?
– Понимаешь, Олег, – Денисенко развернулся к другу. – Я узнал, что я болен.
– Так, – повисла пауза. Нужно спросить или сам скажет? – Болен?.. – скорее всего, нужно всё-таки спросить. – Чем?
– Понимаешь, Олег, у меня СПИД. То есть, конечно, не СПИД. Только ВИЧ. Но ты ж понимаешь… Ты ж понимаешь, Олег…
Рассудком Гагарин, конечно, понял. Однако название болезни, о которой, разумеется, он много слышал, много знал, удивило его своей абстрактностью.
СПИДом всегда болеет кто-то другой, кого ты не знаешь. Видел по телевизору. СПИД ходит стороной, случается в другом мире. Правда, как выясняется, иногда эти посторонние миры протекают в наши собственные. Когда твой приятель признаётся тебе, что болен.
100
– И давно ты в курсе? – нужно продолжать говорить. Хотя не знаешь о чём: с чего начать? Что следует спрашивать?
– Ну, какое-то время. Пару дней. Пару дней.
– И как узнал? – главное, не молчать. Почему-то. Заполнять паузы.
– Плановый осмотр, сдал кровь. Сказали: показал положительную реакцию на тест.
– И что теперь?
– Не знаю. Теперь все знают. Скорее всего, нужно искать новую работу. Или вообще уехать… Уехать.
– Куда?
– Пока не знаю, может быть, домой. Я ж с Украины.
Действительно, с Украины. Из Харькова, что ли, или из Донецка. Всегда шутили про сало и горилку, как же, как же.
– А твоя Женя? – Гагарин не любил очкастую жену Денисенко, но, в данном случае, нужно посочувствовать и ей.
– Она не знает.
– Но она… Гена, она здорова?
– А это и я не знаю… Не удосужился. Понимаешь, как узнал, руки опустились, ничего делать не могу.
– Понимаю, как не понять…
– Но, скорей всего, она тоже. Тоже. Мы же… Ну, ты понимаешь…
Какая нелепая смерть. Точнее, какая нелепость. Даже не рак, когда обвинить (обвинять) некого, кроме Господа Бога. Со СПИДом всё иначе.
– А как ты это… ну…
– Заразился?
Гагарин промолчал. Даже не кивнул.
– Всем, наверное, интересно узнать, как я заразился?
– А ты знаешь?
– Нет.
– Слушай, а это как-то связано с нашей работой?
– Ну, не знаю… Просто у меня в крови теперь вирус… – Денисенко замолчал.
– Который что? – спросил Олег, зная ответ.
– Который даже никто не видел. Оказывается, его нельзя увидеть. Нельзя выделить. Он есть – и его как бы нет. Врачи фиксируют лишь антитела. Организм реагирует на воспаление, выделяя антитела. А самого тела вируса не существует. Прикол, да?
Гагарин мысленно согласился: действительно, забавно. Хотя «забавно» в такой ситуации не самое точное слово.
– Слушай, я всё-таки думаю… – Олег поворачивал на стремительный проспект. – Может, какие-то больные? Чужая кровь?
– Не знаю, – Денисенко было всё равно «как». Он помолчал, встрепенулся. – Кстати, а ты сам давно сдавал кровь на анализ?
Гагарин уставился на дорогу. Вряд ли. Да минует меня чаша сия. Пока ведь ничего, тьфу-тьфу-тьфу. Хотя накуролесил он за последнее время знатно. Много и знатно. Есть над чем задуматься.
101
Так вот для чего ты, книжка без картинок, нужна мне, вот зачем судьба выдала мне этот пропуск в рай. Серая, липкая жалость, тяжестью оседающая в желудке. Блокнотик, отправленный в почётную ссылку на Данину дачу, замурованный в подсобке под грудой многоэтажной макулатуры, снова извлекается на свет. Как бы нехотя. Поневоле. Извлекается, так как иных способов разрешить ситуацию нет и быть не может.
Какие другие способы, если у человека ВИЧ? Ужас-то какой. Дожили. Впрочем, паниковать и выставлять оценки будем потом. Сначала нужно помочь. Клятва Гиппократа и всё такое. Привычка. Инстинкт. Не размышлять, действовать…
Гагарин взволнован: давно не прибегал к услугам волшебного блокнота. Достает из бара бутылку, долго не может начать волшебство. С каждым разом труднее. Ходит по пустым комнатам, разминается. Формулирует. Выпивает. Слушает пронзительные песни – нечеловеческая музыка, привезённая Даной из Европы.