приятно. А он посмотрел на меня так, будто я предлагаю ему наложить на себя руки.

– Должно быть, потому, что ему страшно находиться в лодке, – сказал Фелипе, надеясь на то, что его собственный страх по тому же поводу не слишком очевиден.

– Но вы же, ребята, родом с острова! Как можете вы бояться моря?

Вы… ребята… отметил Фелипе. Множественное число. Значит, зря пытался скрыть свой страх.

– Очень просто. Ураганы и грязная вода. Ядовитые приливы и акулы. Ничто лучше, чем жизнь на острове, не может убедить человека в том, что суша – самое надежное место для жизни.

Поглядев на горизонт, Фелипе постарался не заметить собиравшиеся на нем грозовые облака.

– Кстати, я так и не научился плавать. И сомневаюсь в том, чтобы Эмилио овладел этим умением. Да мне сейчас уже и поздно учиться, – закончил он, поднимая свои протезы.

– Вам не придется плавать, Рейес, – заверил его Отец-генерал. И, немного помолчав, непринужденным тоном попросил: – Расскажите мне об Эмилио. Подростком я знал его – на стадии воспитания он был одним из моих secundi, как вам известно. Возлюбленный Господом, так мы, primi, звали его. Прямо ближайший к Богу, вот-вот возглавит восстание ангелов… стремился быть лучшим во всем, от латыни до бейсбола.

Но Сандос «вывернул» подначку наоборот и отрастил бородку, сделавшую его подобием Сатаны с картин бесталанных религиозных живописцев – то есть молча и точно ответил на шутку, как теперь думал Джулиани.

– Я знал о его научной репутации, блестящей в своей области, как я теперь понимаю. Но каким он был в качестве приходского священника?

Рейес вздохнул и задумался. Все, как он и предполагал. Вот она, причина этого приглашения.

– Он был хорошим священником. Очень приятным человеком. К тому же молодым. Наделенным отменным чувством юмора. Спортсменом.

Трудно поверить в то, что это тот же человек.

Душевная теплота и веселье оставили его. Что неудивительно с учетом обстоятельств. Слушания складывались не в его пользу. Эмилио односложно отвечал на вопросы или путался в технических подробностях, которые, по его же словам, не мог разобрать до конца.

Рейесу было неудобно за него. Подчас Эмилио отвечал невразумительно, сердился и начинал препираться, когда на него давили.

Они снова развернулись и поплыли в сторону рыбацкой лодки. На сей раз рыбак окликнул Отца-генерала. Фелипе достаточно понимал по-итальянски, чтобы понять: Джулиани подтверждал, что в июле посетит его свадьбу. Похоже, что Отец-генерал был хорошо знаком с местными рыбаками.

– А вы слышали о Басура-бригаде? – вдруг спросил Фелипе.

– Нет. А что это такое? Basura – это ведь мусор, так?

– Правильно. Типичный поступок для Сандоса, если подумать теперь. Это было в самом начале, когда он впервые вернулся в Ла Перлу. Вокруг… честно говоря, трущобы, что нетрудно понять. Уйма всякой бедноты. На восточной окраине жалкие лачуги. Городские власти их существования не признавали, поэтому мусор никто не убирал. Люди бросали его прямо в море или просто сбрасывали со скал. Эмилио начал собирать мусор на улицах, сумки за сумками. И относил их в Старый Сан-Хуан, к дому Эдвардсов, так чтобы вывозом занялся город. У него возникли неприятности с городским советом, но Эдвардсы утверждали, что это их отходы. На этом на какое-то время все замирились.

– Поворот.

Увлекшийся своим рассказом, Фелипе едва успел поднырнуть под рею, которая в считаных дюймах просвистела над его головой.

– Сначала ребятня начала увязываться за Эмилио, он умел заинтересовать подростков. Как бы то ни было, они приходили к нему, и он каждому выдавал мешок для мусора, и уже скоро за Эмилио вверх по лестницам брел целый хвост всякой мелюзги с большими мешками, складывавшей свои ноши в немыслимые кучи перед домом Эдвардсов. A район этот был из самых туристических, посему жалобы сыпались тоннами.

– Позвольте угадать. Городские власти в конечном счете предпочли организовать вывоз мусора и не ссориться по этому поводу с очень телегеничным священником.

– Угадали. То есть он умел быть настолько обворожительным, но вам следует знать, что он таскал бы мусор до тех пор, пока не взвыл бы сам ад. Потом он намекнул властям на то, что дети эти заняты теперь созидательной и полезной деятельностью, хотя могли бы в то же самое время обчищать карманы в Сан-Хуане, так что…

Джулиани помахал другому рыбаку.

– Знаете ли, я никогда не мог согласовать все повести, которые мне рассказывали об Эмилио, со знакомым мне человеком. И в последнюю очередь я бы назвал его обаятельным: в школе он был самым мрачным среди всех остальных. Никогда не улыбался. Работал, как пес. И с равной свирепостью относился к бейсболу.

– Ну вы, конечно, знаете, что парни-латино по-прежнему чтят букву F. Они хотят быть feo, fuerte y formal. – Он проверил взглядом, в достаточной ли мере Отец-генерал понимает по-испански. – Некрасивыми, сильными и серьезными. Идеал мачо. Думаю, что Эмилио в детстве претерпел достаточно унижений, потому что был невысоким и симпатичным и потому компенсировал себя очень серьезным и строгим видом.

– Ну, я не сказал бы, что он был серьезным и тактичным, скорее угрюмым и враждебно настроенным. Понимаете ли, пожалуй, я никогда не видел его улыбающимся. И не слышал, чтобы он кряду произнес больше трех слов. И когда я слышу, что люди называют его обаятельным или забавным, то думаю: точно ли мы говорим об одном и том же человеке? Поворот.

Джулиани указал в сторону другой лодки, Фелипе кивнул и переложил руль.

– И когда я слышу, что он увлекает людей, показывает фокусы и очаровывает детей…

Он умолк, однако Рейес не стал продолжать, поэтому Джулиани предположил:

– Я всегда считал его холодным и чопорным, однако он обладает какой-то нездоровой способностью заводить друзей! Кандотти и Бер готовы ради него ступать по раскаленным углям.

– А можно я пересяду по другую сторону этой штуковины? – спросил Фелипе. – А то рука устала.

– Конечно. Или, быть может, мне сесть за руль? Я довольно часто плаваю в одиночку.

Фелипе с удивлением обнаружил, что не хочет вставать от кормила.

– Нет, на самом деле все будет в порядке, если я поменяю руки, – сказал он и осторожно поднялся на ноги, чтобы пересесть. Но тут же сел обратно, потому что удар волны в борт лишил его равновесия, хотя уже по нужную сторону руля.

– Кажется, начинаю понимать притягательность этого хождения под парусом, – признался он. – Но сегодня я впервые на яхте. А когда вы начали плавать?

– Еще ребенком. У нас был тридцатидвухфутовый катер. И отец начал учить меня ориентироваться по звездам и небу, когда мне исполнилось восемь лет.

– Отец-генерал, можно я спрошу откровенно?

Наступила тишина.

– Видите ли, Рейес, – произнес наконец Джулиани, щурясь на горизонт, – вот это самое я ненавижу в своей работе, когда все у меня спрашивают разрешения говорить откровенно. Говорите, что хотите. И зовите меня по имени, Винсом.

Ошарашенный Фелипе коротко хохотнул, понимая, что просто не способен на такую фамильярность в отношении этого человека, и все же спросил:

– А когда вам впервые купили ботинки?

На сей раз озадачен был уже Джулиани.

– Не знаю. Наверное, после того как начал ходить.

– А мне первые ботинки подарили в десять лет. Это сделал отец Сандос. Когда вы росли, у кого-нибудь были сомнения в том, что вы пойдете в школу? Я не про колледж. Я про то, что кто-нибудь мог представить себе, что вы не окончите среднюю школу?

– Понимаю, к чему вы клоните, – спокойно проговорил Джулиани. – Нет. Сомнений в этом не было ни у кого. Решительно все знали, что я получу хорошее образование.

– Естественно, – проговорил Фелипе, пожимая плечами и признавая естественность такой позиции для семей, подобных семье Джулиани. Он мог и не продолжать в том же духе: ваша мать прекрасно знала, кто был вашим отцом, у вас были образованные родители, а также деньги на яхту, собственный дом и машины. – Я хочу сказать, что если бы вы не стали священником, то сделались бы банкиром, видным врачом… кем-то в этом роде, так?

– Да, возможно. Кем-то таким. Из меня получился бы крупный бизнесмен или финансист.

– И вы чувствовали бы себя на своем месте, призванным к этому делу, так? Вы умны, вы образованны, вы умеете трудиться. Вы заслуживаете быть тем, кем и чем являетесь, и то, где находитесь.

Отец-генерал промолчал, однако не стал отрицать справедливость подобного утверждения.

– А знаете, кем бы