Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не это ищешь?
Видно, это я спросонья такой глупый. Иначе бы сразу догадался – полковник первым делом решил поинтересоваться моими контактами. Но я потому и не прячу коммуникатор, что на нем нет ничего, что могло бы кого-нибудь удивить. Тем более полковника Малинина. Озадачить – может быть. Но уж никак не удивить. А вот вещички, что мы с Ансом вчера у Челина забрали, я потрудился подальше от чужих глаз убрать. Вот так-то, господин полковни-чек!
Малинин кинул коммуникатор мне на колени.
Я только взглянул на часы и тут же пластом упал на подушку. Схватился руками за голову и тихо застонал. Еще бы мне не чувствовать себя невыспавшимся! Время – без десяти шесть! Утро туманное, утро седое… Чтоб ему неладно было. Я о полковнике Малинине. Не мог выбрать более подходящего времени для визита! Или ему, как всем пожилым людям, по ночам не спится? Я так и видел картину: вот он сидит в своем большущем кабинете, с окнами, выходящими на Лубянскую площадь, с огромным, маслом писанным портретом Президента на стене – в полный рост! с шашкой на боку! – и думает, кого бы сегодня с утречка пораньше разбудить? А, может, у него список есть?..
– Перебрал, что ли, вчера? А, Каштаков?..
– Самую малость, – соврал я.
Так было лучше. Такая ситуация Малинину была понятна. Детектив, мучающийся утренним похмельем, вызывал у него не только сочувствие, но еще и симпатию. Потому что, в представлении товарища Малинина, только от похмелья имел право издохнуть настоящий мужик. Но никак уж не от недосыпанья. И ежели с утра пораньше к тебе ворвался гость, пусть даже незваный, пусть даже вскрывший замок отмычкой и притащивший с собой пару сумрачных мужиков в сером, ты должен немедля вскочить с постели и радоваться. Радоваться, ангелы тебя забери!
– Эй, Каштаков!
Приоткрыв глаза, я глянул на чекиста и попытался улыбнуться.
– Кофе угостишь?
– Я кофе не пью. У меня только чай.
– Я знаю, – улыбнулся полковник Малинин. И улыбка его показалась мне зловещей. Хотя на самом деле в ней было не больше яда, чем в улыбке Джоконды. – Я с собой принес.
Чекист потряс перед моим носом серебристыми пакетиками. Растворимый кофе три в одном. Мой самый страшный кошмар.
Делать нечего – нужно вылезать из постели.
– Отвернулись бы, господин… товарищ полковник.
– Ты что, голый спишь?
– Да нет.
– А тогда чего ж стесняешься? Мы с тобой, что ж, не мужики?
Спорить было бесполезно.
Я вылез из-под одеяла, натянул бриджи и майку, в которых ходил дома, сделал приглашающий жест дорогому гостю и следом за ним потопал на кухню.
Усадив Малинина за стол и включив чайник, я ненадолго забежал в ванную. Но даже после душа чувствовал я себя все еще как ваза эпохи Мин, которой император огрел своего проворовавшегося казначея. И за что, спрашивал я сам себя, мне такая напасть? А за то, сам же и отвечал я на свой вопрос, чтобы не лез не в свои дела. А то возомнил себя незнамо кем. Распустил хвост, как павлин. А ты, Каштаков, ворона, мокнущая на суку.
По пути на кухню я выглянул в коридор. Серые стражи двери неподвижно, словно терракотовые воины, стояли на своих постах. Скрестив руки на животах. Интересно, откуда, по их мнению, исходила угроза? Снаружи или изнутри? Но спрашивать их об этом мне почему-то не хотелось.
Полковник Малинин расположился на кухне, как у себя дома. Он уже разболтал пакетик своего растворимого порошка в моей любимой кружке с изображением чьей-то бледной посмертной маски с черными провалами пустых глазниц в обрамлении стилизованной под готику надписи «Мертвоград» и прихлебывал это пойло, заедая бутербродиком с семгой. Коих, бутербродиков, то есть, лежало перед ним на тарелке штук восемь. Самых разных – с рыбой, с сыром, с колбасой, с ветчиной, с копченой индейкой.
– Я тут, Каштаков, пошарил у тебя в холодильнике, – радостно сообщил полковник. – Ты ведь не против?
Конечно, я был только за!
– Мой дом – ваш дом, Вячеслав Семенович, – ответил я, выбирая чай, который помог бы мне взбодриться и обрести требуемую ясность мысли.
Немного подумав, я остановил свой выбор на «Дарджилинге».
– Я знаю, – довольным голосом произнес у меня за спиной полковник.
Определенно, к этому человеку, к его манере говорить и держать себя, нужно было привыкнуть. Тот, кто плохо знал Вячеслава Семеновича, никогда бы не понял, что на самом деле он действительно был признателен мне за гостеприимство. И ему на самом деле было хорошо здесь, на моей кухне, с моей кружкой в руке. Да и бутерброды он наготовил не только себе одному, но и для меня. Ну, во всяком случае, мне хотелось так думать.
– Может быть, и ваших коллег пригласим к столу? – предложил я, имея в виду людей в сером, охранявших входную дверь так, будто она вела в опочивальню Президента. Ну, или, по крайней мере, в столовую Градоначальника.
– Ты, Каштаков, моих ребят не трогай. – Малинин взялся за бутерброд с колбасой. – Они свое дело знают. И голодными никогда не останутся. А у нас с тобой разговор строго конфиденциальный. Я понятно выражаюсь?
– Более чем.
– Ну вот.
Малинин откусил кусок от бутерброда и принялся со смаком жевать. И вид у него при этом был такой, будто он уже сказал все, что хотел.
Я налил себе чаю и сел напротив.
– Угощайся, – пододвинул мне тарелку с бутербродами Малинин.
Как будто это я у него в гостях.
– Спасибо, я до восьми утра не ем.
Малинин хмыкнул, не то насмешливо, не то разочарованно, и взял бутерброд с сыром бри.
Интересно, подумал я, глядя на него, а существует ли такое место, где полковник Малинин не чувствовал бы себя как дома? Лично я не мог представить ничего подходящего. А может быть, в этом и заключалась его сила? В умении моментально вживаться в любую ситуацию и тут же подстраивать ее под себя? Но тогда что это? Врожденная, унаследованная от предков система рефлексов или совокупность приобретенных на практики навыков? А может быть, это своего рода атавизм? Тяжелое наследие совместного проживания наших далеких пращуров в тесных, задымленных, провонявших плесенью и по́том пещерах? Кому проще было выжить в таких условиях? Тому, кто легко мог проломить голову раздражающему его соседу. И тому, кто своей манерой поведения мог убедить здоровяка с каменным топором в том, что он имеет полное право рядом с ним находиться…
– О чем задумался, Каштаков?
Тряхнув головой, я не сразу, но все же вернулся в реальность.
– Что?..
Надо же, я почти заснул. С кружкой чая в руке.
– Плохо выглядишь, говорю.
– Ну-у…
Я вдруг понял, что не знаю, что ответить!
Это было ужасно, но голова с недосыпу отказывалась работать. Напрочь.