Малинин всыпал в свою – то есть, мою, конечно, на самом деле, – кружку еще один пакетик растворимого кофе и залил его кипятком.

– Зря кофе по утрам не пьешь, – искоса глянул он на меня. – Бодрит.

– Кому как.

Язык ворочался с таким же трудом, как и мысли.

А что вы от меня хотите, господин полковник? Я спал меньше часа!

В Китае одной из самых ужасных считалась пытка бессонницей. А китайцы – они в этом деле толк понимают… В смысле, в пытках… И в чае еще, конечно… Ну и Конфуций еще… Лао-Цзы…

Мысли расплывались, как масляное пятно по поверхности лужи.

Я залпом выпил кружку остывшего чая.

В голове как будто немного прояснилось.

Но именно что только как будто.

И совсем ненадолго.

– Вячеслав Семенович, я что-то неважно себя чувствую…

– Понимаю, – полковник глядел не на меня, а на тарелку с бутербродами. Выбирая, за какой бы взяться. – Хочешь таблетку антипохмелина?

– Вы что, их все время с собой носите?

– Зачем? Попрошу парней, чтоб в аптеку сгоняли, – через мое плечо Малинин глянул в коридор. – А то они что-то совсем застоялись.

– Зачем вы их вообще притащили?

Конечно, следовало бы спросить, зачем он сам притащился? В такую-то рань? Но это было бы невежливо. Даже для крепко невыспавшегося детектива.

– Ну, как тебе сказать. – Малинин задумчиво постучал ложечкой по краю кружки. Звук получился глухой и пресный. Как растворимый кофе. – Я, как бы, не был уверен в том, что визит к тебе пройдет гладко.

– В каком смысле? – искренне удивился я.

– Я не знал, кого здесь застану.

– Кого еще вы рассчитывали здесь застать, кроме спящего мертвым сном детектива?

Малинин прищурился и указал на меня ложечкой.

– Почему ты сказал «мертвый»?

С конца ложечки сорвалась черная капля и разбилась о стол.

– Это устоявшийся речевой оборот.

– Знаешь, что говорил о таких оборотах старик Фрейд?

– Нет.

– Я тоже точно не помню, – признался Малинин. – Что-то насчет того, что трезвый пьяного не разумеет… Так кажется… Нет! Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке! Вот так!

– Вы имеете в виду оговорку по Фрейду?

– Может быть, – ушел от прямого ответа чекист.

Я взял чайник и долил себе в кружку чая.

– Мертвый сон – это значит, что я очень крепко спал.

– И все?

– А какой здесь может быть подтекст?

– Может быть, ты вчера видел покойника?

У меня пятки похолодели. Пол у меня на кухне выложен плиткой.

– В каком смысле?

– Ну, надо же, – усмехнулся полковник. – Смысл ему подавай… Двусмысленный ты наш… А что, если просто так? Без всякого смысла?

– Постойте, постойте, – я быстро затряс головой, пытаясь разогнать серый туман, обволакивающий мозг, как смог Москву. – О чем мы вообще говорим?

– Вообще-то мы просто завтракаем, – полковник отсалютовал мне кружкой «Мертвоград». – Ты ведь сам меня пригласил. Не помнишь?

– Ну, да, верно, – кивнул я. – Но сначала вы вломились в мой дом.

– Не вломился, а вошел, – уточнил Малинин. – Если бы я вломился, то двери бы на месте не было.

– Хорошо, пусть будет так. – Я благоразумно решил не спорить. Смысла в этом не было никакого. А убедить чекиста в обратном, то есть в том, что его появление в моей квартире есть не что иное, как незаконное вторжение, я бы все равно не смог. – Тогда объясните мне, какова цель вашего визита?.. Ведь было же что-то еще, помимо желания выпить кружку растворимого кофе в обществе невыспавшегося детектива?

– Конечно, – согласился Малинин. – Мне было жутко интересно, как детектив провел вчерашний вечер.

– Это официальный допрос?

– Всего лишь дружеское чаепитие. Для допроса, Каштаков, я бы тебя на Лубянку вызвал.

Уже хорошо.

– Вчера мы с детективом Гамигином были в «Оскаре Уайльде».

– По какому поводу гуляли?

– Вы же знаете.

– Ничего я не знаю.

– Мы закрыли дело Хуупов.

– Вдвоем бражничали?

– Да. Правда, в кафе уже встретили знакомого, Антошу. Ну и подсели к нему.

– Что за Антоша?

– Старый хакер.

– А имя у него есть?

– Антоша.

– Полное имя.

– Наверное, есть. Но я его не знаю.

– Не тренди, Каштаков.

– Честно, не знаю. Никогда не интересовался. А зачем он вам?

Малинин будто и не услышал мой вопрос. Глотнул кофе.

– А как же ваша демоница? Ее почему с вами не было?

– Сказала, что устала. Пошла домой.

– Так вы весь вечер провели в «Оскаре Уайльде»?

– Ну, да.

– Во сколько вы туда заявились?

– В десятом часу.

– А днем где были?

– В офисе.

– Целый день?

– Накопилась куча бумажной работы.

– И как долго вы проторчали в «Оскаре»?

Изображая задумчивость, я закатил глаза к потолку.

Очень хорошо, что я подтвердил версию Малинина о том, что голова у меня болит с похмелья. Теперь, если что, я и на провалы памяти ссылаться могу.

– Кажется, часов до трех. Или до половины четвертого. А что, Вячеслав Степанович, мне требуется алиби?

Малинин снова проигнорировал мой вопрос.

– А потом?

– Потом пошли домой.

Я недоумевающе пожал плечами – мол, что еще мы могли делать в четыре часа ночи?

– Именно пошли? – подозрительно прищурился чекист.

– Ну, да. Туда мы приехали на метро. Но в четыре часа утра метро уже не ходит.

– Можно было вызвать такси.

– Мы решили прогуляться. Здесь ведь недалеко.

– Ночью шел дождь.

– Нам с Ансом нравится дождь. Вот если бы с нами была Лоя, тогда бы непременно пришлось брать такси.

Я вошел в роль – врал напропалую и, как мне казалось, весьма убедительно.

Полковник недовольно засопел. Глотнул кофе и взялся за бутерброд с семгой.

– И тебе, как я понимаю, ничего не известно о том, что случилось этой ночью?

– Ночью шел дождь.